Мечи свою молнию даже в смерть

Джемаль сорвал бешеную волну аплодисментов; она катилась наперекор всем законам физики – снизу, и хлопали сначала богатые интеллектуалы, купившие билеты на первые места, а затем уже и галерка, опомнившаяся от простоты и гениальности высказанного обвинения. Джемалю тот же юноша принес еще один стакан воды.

– …Восток и его ислам разнородны. Раздроблены. Между группами противоречия, которые вполне может найти талантливый исследователь. А умный человек просто сделает на этом базаре свою торговлю. И выиграет! Но политика Европы по-прежнему остается «огнем и мечом» в отношении врагов и «словом и умиротворением» в отношении друзей, в то время как восточная традиция диктует стиль поведения с точностью до наоборот. На Востоке уважают сильных и дружат с ними, а врагов заманивают хитростью и показной лаской.

В одной из лож конференц-зала, отделенных от общего пространства пуленепробиваемым экраном (ложи VIP научились хорошо охранять от чересчур буйных слушателей!), сидели Сара Фергюссон, сэр Реджинальд, Капитоныч и молодой араб, по специальности физик-атомщик, работавший в Нью-Йорке, в МАГАТЭ[1]; он был приглашен Сарой и только ухмылялся, хлопая своими пышными, как у женщины, ресницами, слушая пассажи Джемаля. Герцогиня Йоркская, сбросив на ковер туфли, сидела на диване с бокалом разбавленного скотча, без стеснения возложив босые ноги в брюках лилового цвета на колени Капитонычу – тот боялся пошевелиться. Но папарацци здесь не было, и герцогиня могла себя чувствовать совершенно свободно. Она, правда, явно скучала.

– Он славно говорит! – отметила она, щурясь и откидывая назад голову с превосходной рыжей гривой, обработанной лучшими парикмахерами. – Он такой милый, этот буйный араб… Как ты думаешь, Реджи?

Сэр Реджинальд почтительно хмыкнул.

– Думаю, что мистер Джемаль знает, что говорит, – заметил он. – Как мне известно, он крупный держатель акций ряда нефтяных концернов, и акции арабских компаний после его лекции явно поднимутся на пару пунктов… я вижу внизу пару брокеров!

Араб слушал их разговор и только махал ресницами. Он был в европейском костюме: безупречно-черный с безупречным белым. Но на голове его прочно сидела чалма бедуина.

– А вы что скажете, мистер аль-Талир?

Араб склонил голову, медленно произнес необыкновенно мелодичным, как у певца Ла-Скала, голосом:

– Он говорит, как первые глашатаи Корана на базаре в Медине… В его сердце, несомненно, живет Аллах!

Между тем Али Орхан Джемаль внизу, закончив изобличать погрязнувшую в безверии Европу и советовать ей торговаться, перешел к вещам, напрямую не касавшимся темы лекции. Его черная борода обрамляла шар белого лица, как мох.

– И, завершая сегодняшнюю лекцию, не могу не сказать, дамы и господа, о моей коллеге, профессоре Сорбонны, госпоже Марике Мерди, которая пострадала в результате покушения, расследуемого сейчас органами французского правосудия… Как вы знаете, сбор от лекции пойдет на оплату ее лечения. Марика Мерди всегда говорила о символах. Символ в ее концепции – это самоценный элемент цивилизационной структуры. Камень под вашей ногой по пути к Свободе Сознания по топкому болоту нынешнего Бытия! Поэтому я скажу о символах. Когда-то и Запад, и Восток жили символами. Одни искали чашу Грааля, а другие обожествляли михрабы – на самом деле, не более чем ниши в стене мечетей, по определению Жоржа Соважэ, всего лишь «уменьшенная копия дворцовой апсиды»! Символ двигал Жизнь. Но потом просвещенный Запад ушел в знание, которое было занято лишь развенчанием символов, а Восток остался на том же пиитическом уровне символизма. И вот что я скажу…

Он дерзко и демонстративно раскурил сигару, достав зажигалку из необъятных карманов; в два счета и гневно пыхнул дымом в сторону аудитории, словно Дракон.