Мечники Гора

Гореанская рабская туника, кстати, служит несколькими целям. В своей откровенной краткости и лёгкости она хорошо подчёркивает различие между рабыней и свободной женщиной, а на Горе это различие имеет огромное значение. С точки зрения свободной женщины это, предположительно, оскорбляет и унижает рабыню, напоминая ей о её бесполезности, о том, что её могут купить и продать, что она — не больше, чем домашнее животное, товар и так далее. С другой стороны, рабыня, как только она привыкнет к своему статусу и его замечательной ценности в глазах мужчин, склонна упиваться тем как такая одежда усиливает её очарование. Фактически она получает от этого удовольствие, которому, вероятно, всерьёз завидуют её, закутанные в тяжёлые одежды, свободные сёстры. Думаю, найдётся немного женщин, которые стали бы возражать против того, чтобы мужчины находили их привлекательными, и даже мучительно желанными. Разве не случается так, что даже свободные женщин иногда, как бы не нарочно, приоткрывают свои вуали? Зато как многие рабыни, по крайней мере, в отсутствии свободных женщин, перед которыми они, вероятно, унижались бы и сжимались, и это было бы мудро с их стороны, если они не хотят быть избитыми, наслаждаются и радуются своей красоте и тому, что они могут её показать. Рабская туника, знаете ли, оставляет немного места полёту воображения. Имеются у таких предметов одежды и другие преимущества. Например, благодаря отсутствию какого-либо закрытия снизу, за исключением разве что Турианского камиска, рабыня постоянно, исподволь, намекает о своей восхитительной уязвимости как собственности, и напоминает господину о том, что одной из её главных задач является то, что она должна немедленно и без сомнений приложить все силы, чтобы доставить ему такое удовольствие, которое он только может пожелать. С другой стороны, такие предметы одежды не могут не возбудить и саму их носительницу. Они по-своему служат, чтобы раздувать и подкидывать топлива в пламя рабских огней, тлеющих в её прекрасном животе. Так что нет ничего удивительного в том, что рабыни часто оказываются у ног их господина, на коленях умоляя о прикосновении. Кроме того, предполагается, что такие предметы одежды не позволяют спрятать оружие. У таких одежд не найдётся места, например, чтобы пронести кинжал. Безусловно, для несвободного человека даже попытка коснуться оружия без разрешения свободного человека может рассматриваться как преступление, караемое смертной казнью, так что опасность того, что рабыня попытается скрыть оружие, невелика. Но предмет рабской одежды также мешает или делает невозможным спрятать украденную булку, ларму или что-то в этом роде. Кстати, когда рабыню посылают в магазин, и, если ей при этом разрешают пользоваться руками, а не посылают, заковав их в наручники за спиной, привязав мешочек с деньгами к ошейнику, она обычно держит монеты зажатыми в кулаке, или зачастую прячет их за щекой. Добавим, что такие предметы одежды дёшевы и, конечно, не требуют большого количества ткани. Многие сделаны так, что снять их можно мгновенно, достаточно дёрнуть за кончик раздевающего узла, и наряд соскользнёт вниз, упав вокруг лодыжек девушки, или может быть легко стянут через голову, в зависимости от типа одежды. Такой узел обычно располагается на левом плече, поскольку большинство мужчин — правши.

Брюнетка отвернулась от меня.

— Мы теперь не в Стальном Мире, — заметила она.

— Так, и что? — осведомился я.

— Вы освободили Рамара, — продолжила девушка.

— Да, — кивнул я.

— Неужели Вы теперь не освободите меня? — спросила она.

— Нет, конечно, — ответил я. — Не говори глупости. Ты же не слин. Ты — ничто, Ты всего лишь человеческая женщина.

— Причём та, которая принадлежит ошейнику?

— Это очевидно, — подтвердил я.

— Вашему ошейнику?

— Ошейнику того, — поправил её я, — кто его на тебя наденет, кем бы он ни был.

— То есть, ошейнику любого мужчины? — уточнила рабыня.

— Некого мужчины, — сказал я.

— Но вашему обязательно?

— Вовсе не обязательно, — пожал я плечами, — просто ошейнику некого мужчины.

— Значит, я принадлежу ошейнику?

— Само собой, — заверил её я.

— Из этого я заключаю, — сказала брюнетка, — что женское рабство на этой планете существует?

— Совершенно верно, — подтвердил я, — и мужское, кстати, тоже.

— Но женщины-рабыни в большинстве, не так ли?

— Правильно, — кивнул я. — Для мужчины рабство — несчастье. Для мужчины, или точнее для большинства мужчин естественно быть свободными и рабовладельцами, но для женщины неволя уместна и естественна.

— Женщины не то же самое, что мужчины? — уточнила брюнетка.

— Верно, — подтвердил я. — Они совершенно отличаются, они глубоко, радикально другие.

— Мужчине должны принадлежать, а женщина должна принадлежать?

— Женщина, — сказал я, — может найти себя женщиной, чувствовать себя полностью удовлетворённой, только в неволе, только у ног сильного мужчины, который будет рассматривать её и относиться к ней как к собственности, которой она сама хочет быть, и для чего предназначила её природа.

— Я понимаю, — вздохнула она.