Мечников

Однако вначале врачи не находили у Людмилы ничего серьезного, уверяли, что «грипп» скоро пройдет. Но больная не поправлялась. Обеспокоенный муж обратился к Боткину. Сергей Петрович осмотрен Людмилу Васильевну и посоветовал скорее везти за границу: «грипп» обернулся скоротечной чахоткой.

Чахотка… Одно это слово сразу перечеркнуло радужные мечты, заставило забыть все строго продуманные теории. Найти опору и утешение? Он сам должен был стать опорой и утешением, чтобы хоть как-то скрасить юной супруге оставшиеся недолгие годы…

Илья Ильич уже защитил докторскую диссертацию и, хотя оставался доцентом, но получал жалованье экстраординарного профессора. Две тысячи в год вполне хватило бы для жизни в Петербурге, но содержать жену за границей… Хорошо еще, что ему не отказали в командировке, а такое вполне могло случиться, если учесть его более чем прохладные отношения с коллегами и в особенности с ректором.

8

Положение Мечникова в университете осложнилось еще больше после того, как он опубликовал в «Отечественных записках» рецензию на «Труды съезда естествоиспытателей» — того съезда, на который он так рвался из Одессы и которым был разочарован. «Труды» вышли только в начале 1869 года, с большим опозданием. Статью, которую он сам предложил в сборник, не опубликовали (как объяснял профессор А. Н. Бекетов, из-за того, что автор слишком поздно представил рисунки, но Мечников возражал: рисунки прибыли тогда, когда еще не весь том был отпечатан). В то же время многие работы оказались не новыми (пока сборник готовился, они появились в разных журналах), а помещенная в зоологическом разделе большая статья профессора Кесслера содержала серьезные ошибки. Все это разъярило Мечникова. Рецензия его получилась резкой; Илья Ильич не посчитался даже с тем, что главным редактором «Трудов» был Андрей Николаевич Бекетов, в чьей семье он скоротал столько приятных вечеров и на чьей родственнице женился. Свое имя Мечников, правда, скрыл за инициалами М. И., но то был секрет полишинеля. Зоологи, которые настолько глубоко знали предмет, чтобы обнаружить ошибки в статьях сборника, были наперечет.

Бекетов решил вступиться за свое детище. 5 мая 1869 года в «Санкт-Петербургских ведомостях» появилась его еще более резкая отповедь. Он называл автора рецензии «если не помешанным, то дошедшим до самозабвения от злобы господином» и намекал, что между рецензентом и профессором Кесслером имеются личные счеты.

Мечников был в это время уже за границей. Сообщая ему о статье Бекетова, Александр Ковалевский писал из Казани: «Если действительно статья М. И. Ваша, то вряд ли Вам возможно будет оставить ответ Бекетова без внимания и не подписаться на объяснении не псевдонимом. Все старое и более или менее близкое к генеральству — против М. И., но из люд[ей] помоложе — против отзыва Бекетова».

В бумагах Мечникова сохранился черновик его ответа Бекетову,[12] но найти заметку в «Санкт-Петербургских ведомостях» нам не удалось. Возможно, Илья Ильич понял, что слишком погорячился, и псевдоним решил не раскрывать.

В общем, он преждевременно сжег позади себя корабли, как писал ему Сеченов.

Правда, возвращаться в Петербургский университет Мечников не собирался. Как доктор зоологии он имел теперь право на звание ординарного профессора, и именно в это время должна была появиться вакансия в Медико-хирургической академии (выходил в отставку престарелый зоолог Ф. Ф. Брандт).

Сеченов настоятельно советовал баллотироваться, брал на себя проведение этого дела и в успехе его не сомневался. Долго уговаривать Мечникова не пришлось: мало того, что жалованье ординарного было на тысячу рублей больше, — привлекала перспектива служить с Сеченовым в одном учебном заведении.

О своем намерении перейти в Медико-хирургическую академию Мечников написал некоторым друзьям и вскоре получил полный горьких упреков ответ от Николая Петровича Вагнера.

Казанский профессор давно собирался перебраться в столицу и теперь считал, что Мечников перебежал ему дорогу. В его воображении карман конкурента разбухал до фантастических размеров.

«На этом месте (то есть в Медико-хирургической академии. — С. Р.) Вы будете получать 3 тыс. руб., затем в университете Вы будете со временем получать тоже 3 тыс. руб. (Я полагаю, что Вы дойдете до ординарного.) Затем какие-нибудь корпуса и комитеты дадут Вам до тысячи. Итого 7 тыс.!

Что же? Плавание — широкое для большого корабля. В Вас есть знания, способности и, главное, то нервное, лихорадочное увлечение, та nervi, которая многое выкупает и ведет ко многому. Что же? Плывите, Илья Ильич, и предайте нас забвению (на это ведь немного нужно мужества). И да будет над Вами вечно благословенное петербургско-серое небо, да звучат над Вами фиоритуры и тремоло какой-нибудь Патти, а перед глазами пусть проходит разнообразный ряд всяких amnion'oв».[13]

Однако воображение Вагнера разыгралось слишком сильно — недаром впоследствии он стал известным писателем Котом Мурлыкой… В действительности все вышло наоборот…