Мечников

В гимназии, где учились девочки, преподавал ученик Ильи Ильича; расспросив его и узнав, что одна из них, Ольга, интересуется естественными науками, Мечников предложил давать ей уроки зоологии. Она была в восторге, родители не возражали, и скоро стучаться в дверь этажом выше своей квартиры стало для Ильи Ильича самым обычным делом. Тут специалист по истории развития вспомнил свой старый план и решил, что его ученица — это как раз та самая девочка, из которой ему следует развить свою будущую жену.

Но и здесь не обошлось без осложнений…

Илья Ильич знал, что ученица ждет уроки с нетерпением, знал, что ее мать к нему крайне расположена, но вот отец….

Нет, господин Белокопытов ничего не имел против того, чтобы дочь брала уроки зоологии у известного профессора. Но общие взгляды учителя ему не нравились — и чем больше он его узнавал, тем настороженнее становился.

«Мой отец был отличный, в высшей степени благородный человек, — поясняет Ольга Николаевна, — но принадлежал к типу „старого барина“, к эпохе других воззрений и нравов; столкновения были неизбежны». И чуть раньше: «Это была рознь двух поколений — „отцов и детей“».

Больше о господине Белокопытове мы ничего не знаем, разве только то, что он был отставным ротмистром. Но и сказанного достаточно, чтобы представить себе лощеного провинциального аристократа, которому слишком длинноволосый и плохо причесанный профессор зоологии — хоть и дворянин и почтенного рода, ничего не скажешь, — казался грубым душою и малобрезгливым: ведь он с упоением ковырялся во внутренностях всяких тварей, один вид которых у благородного человека вызывает омерзение; к тому же тридцатилетний профессор проповедовал крайний материализм… Предвидя неизбежные столкновения и стремясь упредить их, Мечников видоизменил свой план. Он решил, что беды не случится, если он сначала женится на своей ученице, а потом

уже станет ее развивать. Выбрав время, когда Ольги не было дома, Илья Ильич поднялся к Белокопытовым… Предложение он сделал по всей форме доброго старого времени.

О чувствах своего учителя Ольга не подозревала, и случившееся ее потрясло.

«Я совершенно не могла понять, как он, такой умный и ученый, может жениться на ничтожной девчонке, — вспоминала она впоследствии. — Меня пугала мысль, что он ошибается во мне, и мне казалось, точно я иду на экзамен, к которому вовсе не подготовлена. Я увлекалась Ильей Ильичом и очень любила его; он производил сильное впечатление всей своей личностью…»

Страницы, посвященные началу их совместной жизни, безусловно, лучшие в книге Ольги Николаевны; Читатель не посетует на некоторые выдержки:

«На мое юное воображение влияло также его грустное прошлое, его интересная внешность, несколько напоминавшая в то время Христа: бледное и худое лицо его было освещено добрым, лучистым взглядом, вдохновенным, когда он увлекался».

Юная невеста боялась, что ее высокоученому жениху скучно с нею, и «старалась придумывать „умные“ разговоры».

«Но все, что я выискивала, казалось мне таким неловким и ничтожным, что я отбрасывала один проект за другим, пока не приходил Илья Ильич и не заставал меня врасплох. Он не понимал всей глубины моего смущения, и поведение ревностной ученицы не удовлетворяло его».

Свадьба состоялась 14 февраля 1875 года. Утром братья невесты запряглись в салазки, чтобы в последний раз ее покатать, и они «с увлечением помчались по снежному ковру на большом дворе нашего дома».

«Венчальное одеяние было моим первым длинным платьем, и я боялась наступить на подол; с ужасом думала я о том, как войду в церковь под общими взглядами присутствующих <…>. Мое смущение еще усилилось, когда послышались шепоты: „Боже, да она совсем дитя!“»

Она была совсем дитя!.. Настолько, что полагала, будто брак — это и есть «умные» разговоры. (Через много лет Мечников, смеясь, рассказывал об этом у Толстого.) В первое утро после свадьбы она поднялась пораньше, чтобы лучше приготовить урок по зоологии и тем самым доставить приятное супругу.

Жена-школьница, жена-ученица… Нелегкое бремя взвалил он на свои плечи!

«Научные методы, во всем прилагаемые им, могли оказаться опасными в эту деликатную психологическую минуту. Однако во многих отношениях он проявил редкую воспитательную проницательность. Так, общим его принципом было предоставлять мне полную свободу, в то же время направляя и влияя логикой своей аргументации». (Выходит, на практике он не прочь был воспользоваться так убийственно им же изничтоженной теорией «естественного воспитания».)