Мечников

Однако выделить из своего бюджета восемь тысяч управа не хотела, а возможно, и не могла. Она снеслась с Херсонским губернским земством, дабы переложить на него половину расходов; там тоже созывали совещания, обсуждали, рядили… Мечников нервничал, ждал, но в его ли характере было ждать пассивно?

Вместе с Я. Ю. Бардахом он вторгся в домашнюю лабораторию Гамалеи и начал ее расширять.

Прежде всего надо было оборудовать комнату для приема больных и, главное, еще одну — для высушивания кроличьего мозга. Мечников раздобыл газовый камин с аппаратом, регулирующим приток топлива, собственноручно притащил в «мозговую» комнату, опробовал и убедился, что с его помощью можно поддерживать постоянную температуру, отклонения от которой будут меньше градуса. Итак, одна из главных проблем решена.

Мечников заказывает металлические клетки для кроликов и собак, запасает на ферме Общества сельского хозяйства необходимое количество животных. Воспользовавшись подвернувшимися случаями, Бардах прививает партиям кроликов мозг умершего от бешенства человека и трех подозрительных собак (две из них оказались бешеными): он начинает культивировать возбудителя.

А Мечников не устает воевать за уже фактически существующую станцию. Он читает три публичные лекции — в них доказывает, что «санитарно-гигиенические меры должны обосновываться на данных бактериологических исследований» и что «для внесения научности в эту область необходимы особенные станции».

Много раз он развивает ту же мысль в Обществе одесских врачей. Публикует в «Одесском листке» статью, в которой рассказывает, чем занималась бы станция, если бы вопрос о ней был решен положительно.

В конце мая из Парижа прибывает бесценный груз: три кролика (точнее, лепарита — зайцекролика), зараженных ядом бешенства, — их Пастер подарил Одесской станции, дабы избавить от долгих предварительных опытов. На следующий день один из лепаритов взбесился; Бардах извлек его мозг, растер в специально приготовленном бульоне и ввел первой партии кроликов.

Остальных двух лепаритов, прежде чем их постигла такая же участь, Мечников продемонстрировал в Обществе врачей и не забыл подчеркнуть, что «если пропадет присланный материал от Пастера», то «трудно и неловко будет просить вторично такой материал».

1 июня 1886 года Гамалея вернулся в Одессу. 10-го в тетради регистрации появилась запись номер 1: «Бардах Яков, 28 лет, изъявил желание быть привитым».

Яков Юльевич Бардах первым в России подверг себя прививкам против бешенства с чисто научной целью (Гамалея дважды подвергался им еще в Париже).

А 13-го начался прием пострадавших…

В Одессу, в дом Гамалеи на Канатной улице, 14 потянулись больные. Еще недавно они были обречены, а теперь у них появилась надежда. По большей части это были люди бедные, не смевшие и думать о том, чтобы добраться до Парижа. И в Одессу-то многим из них удавалось приехать только потому, что давний знакомый Мечникова, учившийся в Новороссийском университете, Сергей Юльевич Витте, будущий министр финансов и глава правительства Российской империи, а в то время управляющий Юго-Западных железных дорог, распорядился выдавать в необходимых случаях пострадавшим бесплатные билеты.

На бактериологическую станцию приходили люди издерганные, перевозбужденные, с полными ужаса глазами. Даже один офицер, человек образованный и неробкий, признавался, что перед первой прививкой его сильно манило открытое окно, как Подколесина в гоголевской «Женитьбе».

— Если бы только стыд не удержал, я бы дал тягу со станции, — признался он корреспонденту «Одесского листка».

Но день ото дня больные успокаивались и оканчивали лечение в уверенности, что спасены.

Такова была психологическая реакция пациентов.

Зато реакция обывателей, которых никогда не кусали бешеные собаки, была иной. Их ужас держался стойко, и стыд их не останавливал. По городу ползли панические слухи. Если появлялся наниматель квартиры и узнавал, что это дом Гамалеи, то прежде всего спрашивал:

— Это какого же? Не того, что у Пастера?

— Да, того самого.

— Так это здесь бешенство прививают! Господи, спаси и помилуй! — и спешно удалялся.

Служивший при лаборатории сторож поспешил взять расчет.

Врачебный инспектор получил анонимный донос: в доме Гамалеи прививают животным чахотку, дифтерит, скарлатину и выпускают их на свободу. И даже в цистерну, откуда жители берут питьевую воду, опускают банки с зараженной кровью…

Надо было спешить с подыскиванием постоянного пристанища для станции…

Мечников целыми днями разъезжал по городу, и вскоре ему удалось найти за недорогую плату двухэтажный особняк на Гулевой улице — типичный для Одессы дом с внутренним двориком, вход в который преграждают чугунные ворота с литой решеткой.

В доме было 19 комнат. Шесть из них Илья Ильич взял себе, остальные тринадцать отвел под станцию. Городская управа его выбор одобрила, в дом стали проводить воду и газ; вопрос о станции был наконец решен.