Мечников

Работать он больше не мог. Взялся, правда, за изучение эпилепсии, но опыты приводили его в такое возбуждение, что родные и друзья, опасаясь за его здоровье, уговорили работу прекратить.

С утра он обходил лаборатории, пытался вникать в проводимые исследования, но уже с трудом их понимал и развлекался тем, что рассказывал о былых достижениях.

Свои надежды Пастер возлагал на толстосумов и, желая польстить им, ввел некоторых в совет института. Но Пастер был плохим дипломатом. Альфонс Ротшильд, самый богатый человек Европы, изредка приходя на заседания совета, если и запускал руку в свой объемистый карман, то вынимал из него «не бумажник, а часы, выражая нетерпение, что заседание еще не кончилось», как с грустной иронией вспоминал Мечников.

Ротшильды привыкли вести крупную игру. Они ворочали миллионами, свергали и приводили к власти правительства; им было не до микробов.

Пастер стал обхаживать другого богача, барона Гирша; засылал к нему эмиссаров, приглашая посетить институт.

Наконец барон явился. С надменным видом подошел к Пастеру и сказал:

— Нам не нужно представляться друг другу; оба мы хорошо известны.

Быстренько обежав институт и взглянув на коллекции микробов, «которые были ему показаны под целой батареей микроскопов», барон с пренебрежением спросил: «Какая от всего этого может быть польза?» — и поспешил удалиться…

Но все же институт набирал силы.

Ру со своим учеником Иерсеном взялся за изучение дифтерии, эпидемии которой свирепствовали по всей Европе.

Ученые сразу же наткнулись на странное обстоятельство, которое, впрочем, отметил еще Леффлер — первооткрыватель дифтерийной палочки. Все попытки обнаружить палочку в крови, селезенке, печени и других органах окончились неудачей. Микробы гнездились только в горле заболевших детей, а болезнь носила не локальный, а общий характер. Не оставалось ничего другого, как предположить, что палочка вырабатывает какой-то сильный яд, который и разносится по организму…

Чтобы убедиться в этом, Ру стал выращивать культуры микробов, отфильтровывать бактерии от жидкостей и эти жидкости вводить лабораторным животным. И вот после многих неудач ему удалось вызвать у кролика типичную дифтерию. Вырабатываемый микробами яд был открыт. Ру взялся за поиски противоядия.

А тем временем Мечников развернул исследования по фагоцитозу, и к нему потянулись молодые ученые со всей Европы.

Первыми его учениками в Институте Пастера стали англичанин Рюффер и русский врач Николай Чистович.

Позднее появились француз Э. Берне, японец Яманучи, итальянцы Салимбени и Санарелли, бельгийцы Ж. Бордэ и О. Жангу, румын Кантакузен и особенно много русских — В. А. Хавкин, Г. Н. Габричевский, М. И. Судакевич, В. И. Исаев, И. Г. Савченко…

Скоро в двух комнатах стало тесно, и Пастер отдал Мечникову второй этаж в южном крыле обширного здания.

Сам он в институте уже не бывал, и сотрудники ходили к нему с докладами.

За Мечниковым был закреплен понедельник, и он отмечал про себя, как раз от раза истощается великий ум, иссякает, казалось бы, бездонный источник энергии. Вопросы Пастера обнаруживали, что он не понял или забыл то, о чем ему говорили десять минут назад. Видеть эту беспомощность было нестерпимо больно, и визиты к Пастеру превратились для Ильи Ильича в тяжкую повинность, которую он безропотно нес до последних дней того, кого называли спасителем человечества…

5

Каждый месяц приносил фагоцитарной теории новых сторонников, но все более активными становились и ее противники.

Один из них — Эмиль фон Беринг, талантливейший ученик Коха. Он был убежден, что причина иммунитета не в деятельности клеток, а в свойствах жидкостей организма. Ряд ученых уже установил, что сыворотка крови и другие органические жидкости умерщвляют помещенные в них бактерии. Стало ясно, что в соках организма есть какие-то бактерицидные вещества. Было установлено, что при нагревании до 55–60 градусов они распадаются и жидкости становятся для микробов безвредными. Мюнхенский ученый Бухнер назвал эти противодействующие бактериям вещества аллексинами — от греческого слова «allexo» — предохранять. Им он приписывал главную роль в иммунитете. Аллексины или фагоциты? Беринг решил выяснить этот вопрос. Он взял сыворотку крови белых крыс (считалось, что они невосприимчивы к сибирской язве), смешал ее с сибиреязвенными бациллами и ввел кроликам. Кролики остались живы…

Итак, сыворотка крови от природы иммунного животного сделала невосприимчивым к болезни другое животное! Чем не доказательство справедливости гуморальной[36] теории иммунитета?..

Но почему Беринг так уверен, что белые крысы невосприимчивы к сибирской язве? Мечников ставит опыты и убеждается, что крысы погибают от этой болезни так же, как и кролики. Результат парадоксален. Кровь крыс содержит аллексины, которые могут предохранить кроликов, но самих крыс они не уберегают. Все гораздо сложнее, чем кажется с первого взгляда!