Мечта цвета фламинго

– Извини, Паша, что я пыталась повесить на тебя свои проблемы. Мне просто некуда было пойти, а оставаться с собой один на один я не могла. Мне казалось, что я лопну от всех этих переживаний. Хотелось даже в Неву прыгнуть… или под автобус… Хорошо, что я про тебя вспомнила. Она поднялась с колен, отряхнула смявшуюся юбочку и, поглядев ему в глаза, сказала: – Прости.

Павел почувствовал, что мечты о толстеньком дауне теряют свои четкие очертания, тают и отлетают легким дымком. Да и сама длинноногая Лялька, кончившая плакать и вставшая перед ним во весь свой немаленький рост, уже не казалась такой несчастной и беззащитной. В ее глазах уже опять плескалась та молодая сила и здоровая энергия, которая не даст ей ни прыгнуть в Неву, ни броситься под автобус.

– Я подвезу? – предложил весьма разочарованный Павел.

– Не надо, я на метро. Не бойся, – она даже улыбнулась, – я в порядке. Я в полном порядке! – повторила она и будто в доказательство притопнула ногой.

– И все-таки я подвезу, – упрямо сказал Павел, и они вдвоем вышли из квартиры на Петроградской стороне.

А в кухне квартиры Муромцевых на отведенном им милицией маленьком пятачке у окна на табуретках сидели совершенно зеленая Нина, осунувшийся Лев Егорыч и бледный Давид с ввалившимися щеками и горящими глазами. На подоконнике рядом с осьминогообразным столетником бок о бок сидели Виктор Лактионов и Михаил Тарасов, который, будучи брошенным Ниной в проходной, не растерялся, а сам догадался приехать к ней домой. Все они молчали, потому что Давид уже давно рассказал, как они с Виктором пытались взломать дверь, но бдительная Лидия Тимофеевна чуть не сдала их милиции. Выйдя на улицу, они увидели, что балконная дверь квартиры Муромцевых открыта, и тогда Виктор, рискуя собственной жизнью и покоем соседей, спустился на него с верхнего этажа. О том, как долго пришлось уговаривать соседей сверху, мужчины решили умолчать, и соседи теперь выглядели практически такими же героями, как и Виктор. После того, что увидел в квартире Лактионов, он потащил Давида в милицию. Но им сказали примерно то, что предсказывал Нине Тарасов, то есть:

– Станем искать не ранее чем через три дня и только по заявлению кровных родственников.

Звонок Льва Егорыча застал Виктора с Давидом в деканате Политеха, где они пытались узнать адреса и телефоны Лялькиных одногруппников, чтобы у тех, в свою очередь, попытаться узнать что-нибудь о пропавшей девушке.

Скрежет поворачивающегося в замке входной двери ключа прозвучал чем-то вроде автоматной очереди. Все сидящие привстали со своих мест, Михаил с Виктором дружно спрыгнули с подоконника, а в коридор выскочила практически вся группа оперативников. Когда на пороге квартиры появилась живая и невредимая Лялька в сопровождении красивого и молодого Павлика Тарасова, Нине наконец отказали силы, и она осела на пол в глубоком обмороке. Благодаря своевременности этого обморока, она не слышала, как матерно ругались опера, как грозились привлечь вызвавших их к уголовной ответственности, если за то время, пока они трудились в их квартире, кто-то где-то кого-то по-настоящему убил. Не видела она, и как метнулся к Ляльке изнемогший Давид, и как испуганно отпрянула она от него и спряталась за спину тут же расправившего плечи Павлика. Очнулась Нина от поднесенного к носу нашатыря, с которым неизвестно откуда материализовалась вдруг Лидия Тимофеевна в сопровождении героических соседей сверху.

Когда Лидию Тимофеевну и соседей наконец выдворили, а оскорбленная милиция ушла по собственной инициативе, Давид, от страшного волнения сорвавшись на фальцет, крикнул:

– Лялька! Что ты со всеми нами делаешь!

Девушка, выглядывая из-за спины Павла Тарасова, напряженно молчала.

– Лариса! – откашлявшись, обратился к ней Лев Егорыч. – Не могла бы ты нам объяснить, что, собственно, происходит?

– По-моему, это вы обязаны были мне сказать, что с вашим сыном. – Лялька говорила, старательно избегая смотреть на Давида, который сегодня здорово смахивал на настоящего сумасшедшего с черной щетиной на щеках и лихорадочно горящими глазами.

Лев Егорыч, наоборот, внимательно посмотрел на сына, но тот только непонимающе пожал плечами.

– Я не знаю, Лариса, чем тебя обидел Давид, – опять начал Лев Егорыч, сцепив руки на животе, как всегда делал, возглавляя производственные совещания, – но в любом случае ты должна была нас предупредить о том, что… – Он вдруг неожиданно для себя сбился, потому что никак не мог сообразить, о чем всех их должна была предупредить Лялька.

– Я никому ничего не должна! – закричала в ответ девушка. – Я не виновата, что вы утаили от меня, что Давид… болен!

– Болен? – удивился Лев Егорыч и опять развернулся к сыну. – Я не знал… Что с тобой случилось, Давид?

– Чушь какая! – сморщился молодой человек. – Ничем я не болен. Есть, правда, небольшой астигматизм, но мне даже очки пока не прописали…

– Астигматизм! Как бы не так! Ха-ха-ха! – сатанински рассмеялся возмущенный коварным поведением экс-жениха Павлик Тарасов. – А как же справка из психдиспансера? С печатью и с подписью главврача! Ляля сама видела!