Мечтают ли андроиды об электроовцах

— Я ищу место класса восемь-восемь.

В кабинет стремительно ворвалась девушка. Не обращая внимания на Бентли, она быстро произнесла:

— Прекрасно, все кончено. — Он сжала руками виски. — Вы видите? Теперь вы удовлетворены?

— Не надо меня обвинять, — ответил маленький человек. — Это закон.

— Закон!

Девушка присела на край письменного стола, откинув назад свои рыжие волосы, достала сигарету и нервно закурила ее.

— Пора убираться отсюда, Питер. Здесь не останется ничего стоящего.

— Вы прекрасно знаете, что я остаюсь.

— Вы идиот.

Она полуобернулась и вдруг заметила Бентли.

В ее зеленых глазах зародились удивление и интерес.

— Вы кто?

— Право, вам будет лучше зайти сюда в другой раз, — обратился маленький человек к Бентли. — Сейчас как раз не…

— Я не для того пришел сюда, чтобы уйти ни с чем. Где Веррик?

Девушка с интересом разглядывала его.

— Вы хотите видеть Риза? Что вы можете предложить?

— Я биохимик, — сердито ответил Бентли. — Я ищу место класса восемь-восемь.

На ее красных губах заиграла шаловливая улыбка.

— В самом деле? Это интересно. — Она пожала полными плечами. — Что ж, пусть он присягнет, Питер.

Маленький человек колебался. Наконец он протянул Теду руку.

— Меня зовут Питер Вейкман. А это Элеонора Стивенс, личная секретарша Веррика.

Бентли не был готов к такому. В нависшей тишине все трое обменялись взглядами.

— Служащий пропустил его, — произнес Вейкман. На класс восемь-восемь был послан общий запрос, хотя я не думаю, что Веррик все еще нуждается в биохимиках.

— Откуда вы это знаете? — спросила Элеонора. — Это, между прочим, не входит в вашу компетенцию. Вы ведь не имеете отношения к отделу кадров.

— Я руководствуюсь моим здравым смыслом, — ответил Вейкман. Он решительно встал между девушкой и Бентли.

— Печально, — проговорил Вейкман, обратившись к Бентли. — Вы теряете время. Идите лучше в бюро по найму в Холмах. Им всегда нужны биохимики.

— Я знаю. Я работал на систему Холмов с шестнадцати лет.

— В таком случае что вы здесь делаете? — спросила Элеонора.

— Из Птица-Лира меня уволили.

— Идите в Суонг.

— Нет, — произнес Бентли. — Он повысил голос. — Я не хочу больше слышать о Холмах.

— Почему? — поинтересовался Вейкман.

— Холмы насквозь прогнили. Система изживает себя. Там все зависит от того, кто больше даст.

— Ба! — вскричал Вейкман. — Что вам до этого? У вас есть своя работа — вот о чем вам следует думать.

— Конечно, мне платили за мое время, мое умение и мою преданность. У меня была хорошая лаборатория и оборудование, которое стоило столько, сколько я заработаю за всю свою жизнь. Мне гарантировали сохранение моего статуса и общее покровительство. Но я спрашивал себя, чему в конечном итоге служит моя работа? Тому, во что потом она превращается. Либо она исчезает.

— Куда же она исчезает? — спросила Элеонора.

— В никуда. Она не служит ничему и никому.

— А кому она должна служить? Бентли не сразу нашелся с ответом.

— Я не знаю. По крайней мере, кому-то должна. Разве вы не хотите, чтобы ваша работа кому-то служила? В теории Холмы — это отдаленные и независимые друг от друга экономические единицы. На деле же там стараются нажиться на девальвациях, на стоимостях перевозок, на всевозможных пошлинах и еще на многом другом. Вы знаете лозунг Холмов: “Служба — хорошо, а хорошая служба — еще лучше”. Какая насмешка. В Холмах не думают о том, чтобы служить населению: это паразитирующее предприятие.

— Я никогда и не предполагал, что Холмы являются организациями-филантропами, — сухо заметил Вейкман.

Бентли нервно осекся. Эти мужчина и женщина смотрели на него, как на всеобщее посмешище? Чего он хотел от Холмов?

Классифицированная служба хорошо оплачивалась, никто никогда на это не жаловался.

Но он жаловался. Быть может, из-за отсутствия ощущения реальности. Правда, это атавизм, который из него не могла вышибить даже клиника детского воспитания. Во всяком случае, с него довольно.

— Почему вы думаете, Бентли, что в Директории будет лучше? — поинтересовался Вейкман. — Мне кажется, вы питаете необоснованные иллюзии на этот счет.

— Дайте ему присягнуть, если это может составить его счастье, — равнодушно проговорила Элеонора.

Вейкман покачал головой:

— Я не дам ему присягать.

— Ну тогда это сделаю я, — бросила Элеонора.

— Прошу прощения, — произнес Вейкман.

Он достал из выдвижного ящичка бутылку шотландского виски и налил себе.

— Желает кто-нибудь присоединиться?

— Нет, спасибо, — отрезала Элеонора.

— Какого черта все это означает? — раздраженно спросил Бентли. — Директория вообще-то функционирует?

Вейкман улыбнулся:

— Вот видите? Вы уже начинаете утрачивать ваши иллюзии. Оставайтесь там, где вы есть, Бентли. Вы не знаете, что для вас хорошо.

Элеонора слезла с краешка письменного стола и вышла. Почти тотчас же она вернулась, держа в руках обычное символическое изображение Ведущего Игру.

— Идите сюда, Бентли. Я приму вашу присягу.

Она поставила маленький бюст из пластика телесного цвета, изображавший Риза Веррика, посредине письменного стола.

— Начинайте.

Когда Бентли подошел, она дотронулась до маленького матерчатого мешочка, висевшего у него на шее, — амулета, данного ему Лори.