Мечты и свершения

С общего согласия было решено на восьмой день прекратить голодовку, продолжая борьбу против тактики Пресса. И если придется испытать новое дисциплинарное наказание, то квалифицировать его как насилие, а не слепое повиновение и «исправление».

Так, мы были против принудительного труда. Во-первых, потому, что для работы не было особых помещений. Заниматься же в тесной камере, где размещено 20 человек, то ли сапожным, то ли портняжным ремеслом или плести корзины означало еще более ухудшить условия жизни в тюрьме. При других обстоятельствах политзаключенные участвовали в работе и даже извлекали из этого пользу: занятым на работах легче было осуществлять связь с внешним миром. В карательной тюрьме «Сирина» их выводили на дровяной двор целлюлозной фабрики, где трудились и вольные рабочие. Соприкасаясь с ними, заключенные могли передавать и получать газеты, книги и прочее. Удавалось проносить все это и в тюрьму, надзиратели не в состоянии были тщательно обыскать каждого возвращающегося в камеру.

Пресс принудил к работе краткосрочных политзаключенных. Часть из них водили в Харку, на торфяные болота, часть — в сапожную мастерскую, находившуюся в Центральной тюрьме. Отдельные заключенные работали в типографии и в столярной мастерской. В одной камере в конце концов все же была устроена коробочная мастерская, в результате условия жизни здесь крайне ухудшились. Единственный в камере большой стол был теперь занят. Пыль, запах клея, вороха коробок. Тут уж не почитаешь. А именно этого и добивался Пресс. Политзаключенные всячески саботировали, работали крайне медленно, под разными предлогами отказывались от принудительного труда.

Политическая учеба в тюрьме

Я перевожу на эстонский язык книгу Эррио. — Дискуссия с троцкистами. — Дискуссионный листок. — Политзаключенные «голосуют» за линию ВКП(б). — «На поселении». — Тридцать дней карцера. — «Интернационал» за стенами тюрьмы.

Из задуманного Прессом «воспитания» политзаключенных так ничего и не получалось. Видимо, это стало главной причиной того, что в Центральной тюрьме начали строить новый корпус, по слухам предназначавшийся для нас, политзаключенных. Корпус строился как отделение одиночек. Это был точно рассчитанный удар тюремных властей по политзаключенным.

Размещение по одиночкам серьезно затрудняло их общение. И хотя в общей камере было тяжело от тесноты, духоты, мы предпочитали их одиночкам, которые крайне изматывали нервную систему. Общая камера была своеобразной школой, где мы много и очень сосредоточенно работали с книгой, накапливая знания. Из политзаключенных занимались все. Обладавшие большими знаниями делились ими с товарищами. В тюремной библиотеке можно было выписать учебники по общим и специальным дисциплинам. В камерах сложился порядок, когда определенное время дня было полностью отведено для занятий, и по негласному уговору все старались в это время поменьше мешать друг другу. Обычно занятия шли по группам, в одних группах изучали математику, вплоть до курса высшей математики, в других — историю и языки. Все стремились изучать языки. Мы использовали разрешение тюремной цензуры передавать нам с воли книги на немецком, французском, английском языках (если они не имели явно «антибуржуазного» названия). Почти все мы, выйдя из тюрьмы, могли читать со словарем немецкие, английские и французские тексты. Хендрик Аллик изучал еще и испанский язык.

Помню, мне поручили перевести на эстонский язык книгу Э. Эррио о его поездке в Советский Союз. Интерес к ней был очень велик. Мой перевод этой книги в рукописи обошел почти все камеры политзаключенных. Правда, содержание книги было значительно скромнее, чем можно было ожидать, судя по заглавию. Однако написанная с позиций благожелательного буржуа и включавшая отдельные важные факты, она все равно представляла для нас большой интерес. Из французской и немецкой буржуазных газет мы получали информацию о происходившем на белом свете.

Мы остро нуждались в коммунистической литературе. Но проникала она в тюрьму, преодолевая многие рогатки. О том, как она была нам необходима, расскажет следующий факт.

Если память мне не изменяет, это было в 1926–1927 годах. Мы получили тогда с воли сборник, в котором освещалась борьба ВКП(б) с троцкизмом (к сожалению, я забыл название книги, ведь это было более сорока лет тому назад). Материалы эти представляли значительный интерес, и с ними следовало ознакомиться всем коммунистам, находившимся в тюрьме. Но как это сделать? Книга была довольно объемной, и передать ее из камеры в камеру представляло большую сложность и опасность. Между тем с воли была получена директива: продискутируйте вопрос, займите определенную позицию и передайте результаты голосования…