Мечты о счастье

– А куда она пошла? – спросил он чисто автоматически, прекрасно зная, куда и почему.

– Откуда мне знать? Я, слава Богу, мало знакома с этой особой. Она привезла Констанс, собрала вещи детей и удалилась во тьму ночную. Не волнуйся, еще не раз явится передохнуть от забот, йот тогда ее и расспросишь. Спокойной ночи!

Аксель тупо проводил Сандру взглядом. Он был словно в ступоре и не чувствовал ничего, кроме всеобъемлющей пустоты и холода в душе. Майя ушла насовсем, окончательно – иначе она не оставила бы Констанс плакать в одиночестве, Майя любила ее, любила всех и каждого.

Кроме него.

Болезненный спазм в желудке заставил Акселя опуститься в кресло, пачкая светлую обивку сажей с одежды. Он не замечал этого, не замечал ничего. Ушла. Бросила его. Из-за проклятой школы. Сандра ошиблась, дело не в крыше над головой. Она бросила его из принципа.

Что ж, пусть он не был к этому готов, но втайне знал, что этим кончится. Она лишь ждала повода и, как только повод нашелся, поплыла своей дорогой. Почему бы и нет? Теперь она сможет без помех воплощать свою мечту.

Без него.

Она даже может вернуться к Стивену.

Желудок сжался вторично, еще больнее, когда раздался топот босых ног. Констанс. Как объяснить все это Констанс?

– Он выглядит хуже некуда. Сразу видно, что страдает, – проворчала Клео. – Какого дьявола ты над ним издеваешься?

Она уселась на расшатанный стул, который Майя откопала на какой-то свалке. Сейчас он красовался в одной из комнат на втором этаже школьного здания, приспособленной под жилье. Самые обшарпанные места на стенах были завешены кусками дешевой ткани. Оглядевшись, Клео поморщилась:

– Здесь хуже, чем в трущобе, где мы жили после маминого отъезда из Уэйдвилла!

– Трущобу я не помню, – рассеянно сказала Майя.

Она кормила Алексу с ложки хлопьями с молоком. Майя предпочла бы услышать, что после ее ухода Аксель просто расцвел. Констанс больше не ходила в группу продленного дня.

– Чтобы бросить такого мужика, надо совсем свихнуться! – ворчала Клео. – Не хотела продавать школу – не надо, довольно было не подписывать бумаги. За это он не выгнал бы тебя за порог.

– Помнишь семью, в которую нас отдали в Лос-Анджелесе? У них в спальне было чудесное покрывало с оборками.

– И светлые обои? – Клео фыркнула. – Которые ты расписала здоровенными красными розами? Помню, их чуть удар не хватил!

– И нас отправили обратно в детский дом. Я привязалась к ним, захотела сделать им подарок и украсила спальню на свой вкус. За это нас выставили. Неужели тебе все еще непонятно?

– Боже милостивый! – Клео сделала большие глаза. – Ты ушла, чтобы не быть выставленной за дверь? С чего ты взяла, что так оно и будет? Этот мужик готов целовать землю, по которой ты ходишь! Он бросился в огонь, чтобы спасти то, что лично ему совсем не нужно! Черт возьми, да это рыцарь! А теперь посмотри на себя! «Чтобы потом не плакать над разбитой жизнью, разобью-ка я ее сейчас сама!» По-моему, тебя подменили в роддоме!

– Ты не понимаешь, – вздохнула Майя, вытирая молоко с подбородка дочери.

Ей казалось, что хоть Клео будет на ее стороне. Узнав о разрыве, Селена перестала с ней разговаривать. Аксель даже не позвонил. Это ли не знак, что его терпение исчерпано, что, с его точки зрения, она слишком далеко зашла? Со временем все утрясется. Теперь у него на попечении одна Констанс, и все проблемы теперь иные, не столь серьезные. Она успела хорошо изучить Акселя за эти совместно прожитые месяцы. По его мнению, все должно быть разложено по полочкам, солдатики должны маршировать в четком строю. В его аккуратном мирке нет места школе, вот почему он решил от нее избавиться. Это можно понять. Но как с этим жить?

– Старая развалина торчит, как пень, посреди ценного куска земли, – невнятно произнесла Клео, жуя черствый бутерброд. – Рано или поздно ее подожгут снова. Аксель это понял, а ты, ослица, не хочешь понимать.

Ослица. Что ж, возможно. Но это первая в ее жизни попытка отстоять свои принципы. Она никогда и ни в чем не была уверена на все сто. Уверенности едва набралось на то, чтобы получить диплом. Самое странное, что именно Аксель помог поверить в себя настолько, чтобы снова поставить перед собой цель и упорно стремиться к ней. Если сдаться, она никогда уже не начнет все сначала.

– Школа – не просто здание, а символ, – сказала Майя, больше для себя, чем для сестры. – Если он будет перечеркнут, кто-то усомнится и отступит. Если он восторжествует, то станет путеводной звездой. Это важнее, чем чьи-либо оскорбленные чувства. – Она оживилась. – Да вот взять хоть Мэтти! Согласись, он сильно переменился. Когда я его впервые увидела, он едва умел улыбаться, а теперь целые дни ходит на голове. Он сам придумывает истории, у него проявилась жилка юного натуралиста. Это хороший пример того, к чему я стремлюсь.

Клео с трудом проглотила последний кусок бутерброда. Откашлялась.

– Он до сих пор не умеет толком ни читать, ни писать. Запоминает содержание книг, это верно, но никак не выучит алфавит.