Мечты о счастье

Жаркий, мужской запах его кожи и одеколона, вес тела, прижимавшего ее к двери, – все это мешало мыслить связно. Майя ощущала каждую точку соприкосновения: как груди под тонким шелком трутся о плотную ткань пиджака, как, все сильнее впиваясь в живот, выпирает гульфик на брюках. Рассудок настаивал, что это безумие, но голос его слабел, заглушаемый зовом плоти, которой не было дела до условностей, и потому бедра лихорадочно терлись о бедра.

– Я собирался снять номер в отеле и заказать шампанское, – прошептал Аксель ей на ухо, и, хотя в голосе звучало сожаление, руки жадно ласкали груди.

– Ближайший отель в Шарлотте, а шампанское я ненавижу. – Майя запустила пальцы ему в волосы и притянула ближе, чтобы добраться до губ.

– О Боже! О да! О, как верно! Ни детей, ни котов – никого!

С этим было трудно не согласиться, особенно теперь, когда ворот платья был расстегнут.

Мрак не давал возможности видеть, но это лишь обостряло ощущения. Платье сползло с плеч, и руки – эти большие, горячие, ловкие руки, – поглаживая, накрыли груди. Бугорки мозолей царапали нежную кожу так щекотно и волнующе, что перехватило дыхание. Жаркий рот отстранился от губ, чтобы прильнуть к груди. На этот раз ничто не мешало кричать, и Майя позволила счастливому крику вырваться. Она несла в себе такой мощный заряд, что прикосновение влажных губ вызвало встряску, как от удара током. Из страха рухнуть на пол Майя вцепилась в мужские плечи, выгибаясь всем телом, безмолвно требуя больше, больше. Аксель нисколько не возражал. Он приник к ней так исступленно, словно хотел опустошить, хотел втянуть в себя полностью, поглотить без остатка и навеки заточить где-то в темных, неизведанных глубинах своей души. Это было странное чувство, пугающее и приятное, что-то вроде падения в пустоту или вращения в водовороте, центром которого были бедра, что по-прежнему терлись друг о друга.

«Это нелепо», – звучало в сознании гаснущим эхом. Нелепо, что двое взрослых людей – супружеская пара! – занимаются любовью у задней двери магазина, посреди хлама. В ответ Майя просунула руки между телами, ища застежку ремня. У Акселя вырвался стон, жаркий рот переместился на другую грудь, рука двинулась вниз по бедру, к кромке подола.

– Я вот все думаю... что там надето, под этим платьицем?

Майя расстегнула ремень и взялась за молнию.

– Лучше помоги мне с этим...

Аксель охотно повиновался и без церемоний завернул короткий подол платьица на талию. Его горячие ладони прошлись вверх по бедрам.

– Подвязки! Боже правый, на тебе подвязки!!! Я должен это увидеть...

Майя приласкала его, и фраза сменилась невнятным возгласом удовольствия. Однако она недолго удерживала инициативу. Раздался треск тонкого трикотажа (белье у нее, должно быть, разлетелось пополам – благоразумный бизнесмен упал на уровень пещерного человека).

Это была последняя связная мысль. Потом – только руки, только прикосновения, все ближе подталкивающие к сладостной грани. Это было чудесно, но воспринималось лишь как первый шаг, как начало. Этого не было достаточно. Сжимая мужские плечи, Майя выгибалась навстречу, терлась о него, умоляя, упрашивая, требуя.

С губ ее сорвался прерывистый крик наслаждения, слезы брызнули из глаз. Это не был первый оргазм в ее жизни, о нет, но прежде все было иначе. Она пользовалась мужчиной, он пользовался ею, и каждый получал от этого что мог. Впервые кто-то стремился еще и... отдавать! Вот почему невозможно было под благовидным предлогом остановиться на этом этапе, вот почему первый глоток наслаждения только разжег жажду. Ей нужно было больше, больше – и немедленно!

Аксель как будто услышал этот мысленный крик. Рывком он подбросил Майю, и она, не раздумывая, обвила его ногами, скрестила их у него на пояснице. Он оказался внутри одним мощным толчком. Счастливые слезы градом покатились по щекам, но Майя даже не заметила. Прижавшись как можно теснее, соединенные в единое целое, они замерли на мгновение, слушая эхо первого слияния. Что было потом, Майя не помнила. Кажется, она кричала, шептала то нежные словечки, то проклятия, целовала шею и плечи, смутно удивляясь тому, что он все еще в рубашке, пыталась выгнуться так, чтобы дотянуться до груди. И все это время уносилась куда-то, приближалась к чему-то, тонула в чем-то – бездонном, непостижимом.

– Сейчас!..

Как если бы это был приказ, она уступила натиску наслаждения, зная, что потом никогда уже не будет прежней. Два крика слились, и внутрь ее, казалось, изверглась огненная лава, сливаясь с ее влагой, перемешиваясь и соединяя их так, как не может соединить никакая клятва, никакая печать...

Долгое время они оставались в этой позе, тяжело дыша, безмолвные, окутанные аурой, которую только что создали. Все остальное было лишним, ненужным. Внешний мир слишком часто вторгался в их общие минуты. На этот раз он словно ждал на почтительном расстоянии.

– Майя... Майя, я и не думал...