Медальон

– Ведьма! – кричал Всемил. – Выходи! Мы тебя не страшимся!

– И напрасно, – пробормотала Бажена и подняла руки над сидящей на полу и рыдающей дочерью.

Несколько мгновений она, закрыв глаза, бормотала что-то неразборчивое, после чего глянула на дочку и шепнула ей:

– Открой его.

Девушка лишь успела коснуться серебряной ладанки, как уже горящую дверь ударом ноги выбил разъяренный Всемил.

– Бесовка! – крикнул он Бажене, стоявшей посреди маленькой избы, охваченной огнем.

– Твоя жена молила о детях, и я помогла вам. А ты отнял у меня мое дитя, – сказала она и соединила ладони над своей головой, после чего чердак с крышей обрушились, накрыв горящими балками Бажену и всю хату ее, а с ними вместе и Всемила.

Когда пожар стух, люди всей деревней принялись разбирать сгоревшую избу ведьмы. Были и те, кто пришел помогать, дабы чем поживиться. Да только поживиться было нечем: все подчистую выгорело.

Обуглившееся тело Всемила, над которым рыдали Хавронья и их старший сын Филипп, мужики замотали в одеяло и понесли в деревню, дабы приготовить его к погребению. Найдя тело Бажены, решено было предать его земле там же, в лесу, недалече от ее избы. Кто-то жалел ее, не считая виновной в том, что происходило в деревне, кто-то плевал под ноги, глядя на ее обгоревшее тело, но все сошлись в одном мнении: ведьму на православном кладбище хоронить не можно. Хавронья просила о том люд, дабы хоть так грех мужа ее отмолить перед Богом и перед этой женщиной, ибо не верила она, что Бажена зло против деревни чинила, но к ней никто не прислушался.

Когда извлекали из-под бревен и балок погибших, один мужик заметил что-то блестящее. Убедившись, что за ним никто не наблюдает, он быстро ухватил округлый предмет, протер его от сажи и, обрадовавшись, сунул за пазуху толстую серебряную ладанку. Видать, от огня замок на ней закоптился, а потому у мужика никак не вышло открыть ее, но он знал, что эта вещица сможет решить многие его проблемы: он продаст ее и купит себе новых коров, новых коз и курей, а возможно и новую жену. Так, спустя пару лет, он и поступил.

К слову, хворь среди деревенской животины после смерти Бажены не прошла, а только усилилась, губя скотину еще не один месяц. Из лесу волки и лисы приходили, чтобы рядом с деревней помереть да заразу разнести, птица в округе повыздохла вся. Многие из-за того были вынуждены уехать из деревни.

А Хавронья все у Бога прощения вымаливала за мужа своего, который на семью их страшный грех наложил. И у души Бажены прощения просила, веря, что душа у ведуньи была, и душа добрая.

А когда пожарище разбирали, то никого и ничего более не сыскали, окромя черепков от многочисленных горшков для травок и снадобий, оттого и решили, что дочка ведьмина померла еще до того, как дом их сожжен был. Участок же тот было решено сравнять с землей, чтобы ничего от жилища нечистого не осталось. На месте же, где Бажена похоронена была, даже креста никто не поставил, да только вместо креста выросла на той земле ива плакучая, и простояло там дерево то, что косы свои длинные к траве болотной от печали склонило, долго очень, необычайно много лет, как для ив. Никак зачарованное.

***

Одинокий хирург Петр Михайлович Попов, про которого говорили, что у него «руки от Бога», вел долгую и весьма успешную практику. Никогда он не был женат ни на ком, кроме своей работы. Жил он один в двухкомнатной квартире в центре Москвы. Помимо того, что ежедневно он резал людей вдоль и поперек ради их же блага, была у Петра Михайловича и другая страсть: любил он антиквариат русский. Путешествуя по всему Союзу, тут и там скупал он на блошиных рынках горшки старинные, посуду, портсигары, броши и другие украшения, случалось даже, что попадались и монеты времен царских. Берег Попов свою коллекцию, в порядке ее содержал. Да только завещать после себя некому было. Потому в 1985 году после смерти Петра Михайловича, унаследовал все его богатство племянник его, непутевый сын уже покойной младшей сестры.

Распад Советского Союза многих вывел из строя. Свободу осилил не каждый, испытание независимостью от труда и обязанностей прошли не все. Так и племянник Попова Петра Михайловича, Сашка Кузьмин, уже в 91-м принялся распродавать все дядькино добро. Серебро столовое ушло первым, затем пошли в ход украшения старинные и монеты. Несколько раз он к скупщикам ходил с медальоном грязным, да брать его никто не стал, пока пьяный дружок у Кузьмина медальон тот прямо из-под носа и не увел.

Увести-то увел, да как-то не запомнил этого, именно поэтому, когда его очередная любовь всей жизни в его комнатушке на четвертом этаже в коммуналке на Динамо нашла потертую ладанку, дружок Сашки Кузьмина изобразил на своей помятой физиономии искреннее удивление данной находке. Дама сердца его не растерялась, медальон в карман затолкала, обещала отмыть его и на шее носить, а сама уже на следующий день понесла в ломбард.