Медальон Распутина

— Матушка, он мастак глаза добрым людям отводить! Ты мне верь, я ведь человека насквозь вижу! Меня не обманешь! Вижу, что у него внутри, какие он мысли думает. Так вот, точно тебе говорю, матушка, — у Кобылина на уме измена!

Императрица изумленно смотрела на Распутина. Как этот простой, почти неграмотный человек проникает в сущность вещей! Как глубоко он видит человеческую природу!

— А кого же назначить министром? — спросила она, не думая, что он даст ей конкретный ответ. Скорее это были мысли вслух.

— Известно кого, — тут же ответил ей Распутин. — Ивана Карловича, барона фон Лейбница! Вот уж истинный патриот! Об интересах России неизменно печется!

— Как же… но ведь он немец…

— Ну какой он немец, матушка? Это одна только видимость! Его семья уж третье поколение в России, начисто обрусели, на этот счет можешь не сомневаться!

— Ну, если вы так считаете, Григорий Ефимович…

— Говорю тебе, матушка, — самый подходящий человек на эту должность!

— Хорошо, я непременно поговорю с Николаем…

— Поговори, матушка, поговори. И еще я что тебе хотел сказать… снился мне намедни сон.

— Сон?

На следующий день в квартиру Распутина вошел неприметный человек в гороховом пальто с поднятым воротником. Слуга Распутина Никифор, избалованный бесконечными просителями, подозрительно взглянул на него и молвил через губу:

— Старец занят!

— Ты тут не очень-то! — оборвал его гороховый. — Скажи старцу, что от Ивана Карловича пришли.

— От какого еще Карловича?

— Не твое дело! Твое дело передать! А то смотри, как бы не потерять тебе свое место!

Никифор что-то недовольно проворчал, однако удалился в покои Распутина и через несколько минут вышел и проговорил недовольно:

— Старец просил пройти…

— То-то!

Гороховый прошел через анфиладу комнат и оказался в жарко натопленном помещении.

На круглом столе стоял пышущий жаром самовар, в углу расчесывала волосы толстая полуодетая женщина.

Сам Распутин в полурасстегнутой шелковой рубахе сидел в глубоком кресле с резной спинкой.

Он исподлобья посмотрел на вошедшего своими маленькими острыми глазами и проговорил:

— Говоришь, Иван Карлыч тебя прислал?

— Так точно.

— И чего он от меня хочет?

— Во-первых, Григорий Ефимович, он вам велел передать вот это… из рук в руки, как говорится…

Он протянул старцу пухлый конверт.

— О, это я люблю! — Распутин взял со стола нож для разрезания бумаг, вскрыл конверт, достал оттуда пачку денег, пересчитал. Затем поднял на гостя взгляд: — Это все?

— Это, Григорий Ефимович, аванс.

— Аванец, говоришь?