МЕДИАНН №2, 2019

Они долго петляли по длинным коридорам с низкими потолками. То и дело попадались запертые двери — тогда священник, громыхая связкой ключей, неуклюже отворял их. Он сильно волновался. Видимо какая-то важная персона находилась в полушаге от смерти. Заскрипели очередные врата. Они вошли в овальный зал, в центре которого стоял каменный стол. — Оружие придется оставить здесь.

Изогнутый к обуху клинок сабли вспыхнул в отсветах огромного камина. И тут же превратился в мертвый металл — лег на стол в холодную тень ниши.

В комнате с наглухо зашторенными окнами царил полумрак, пахло какими-то снадобьями, винным спиртом и тем, что уже стало обыденностью — преддверием смерти.

В постели лежал епископ Авиньона. Суфиан сразу же узнал его. Воскресная проповедь на центральной площади города привлекла многих зевак. Изрыгая проклятья, он последними словами поносил мессира. И жаждал застать его в исцеляющем пламени костра святой инквизиции. И что теперь? Он жаждет совсем иного. Невообразимый поворот судьбы.

— Кто это? — выдавливая слова, словно гной, прошептал старик. Слабый свет то и дело выхватывал из полумрака его измученное лицо.

— Ваше святейшество, это поверенный того самого чумного доктора в бронзовой маске.

— Почему он?

— Доктор никогда не приходит первым. Прежде появляюсь я. — Суфиан наклонился к больному.

— Нехристь! Не тронь! — воскликнул епископ. — Уберите его! Уберите гада!

— Тогда я вынужден уйти. — Суфиан повернулся к двери. — Но знайте, его душа не вытерпит в теле и до утра.

Лицо молодого священника исказила судорога ужаса. Он отчаянно замахал руками. Епископ зашелся в приступе рваного кашля.

— Стой! — выкрикнул старик. — Стой… Держите его. — Епископ медленно стянул с кровоточащего тела покрывало. — Смотри…

* * *

Суфиан торопился. Уж очень щедрая плата ждала доктора в случае излечения епископа. Суфиан ухмыльнулся. Еще вчера епископ заходился в припадке ярости при упоминании доктора. Сегодня же он уже трясется от другого припадка, а визита мессира ждет как манны небесной.

Равнодушная луна озаряла его путь. Перешагнув через излом стены, Суфиан приблизился к дому и постучал в дверь.

Ночной птицей что-то опустилось на его плечо. Он обернулся. Тотчас же острейшие стилеты вонзились в изумленного Суфиана. Он пошатнулся, судорожно дернулся и закричал:

— Мессир, спасайтесь!

Бездыханное тело опустилось на остывшую землю.

Абарий потянул носом.

— Вот и пришли. Спасибо, что показал дорогу.

Падший проник в дом. На кровати сидел доктор. Бронзовая маска, лишенная и намека на сострадание, безразлично глядела на вошедшего.

— Я знал, что этот день будет последним, — спокойно произнес доктор.

— Надо же, какая стойкость.

— Зачем пожаловал, Падший? — Доктор поднял голову.

— Да все за тем же, милейший. Хочу, чтобы ты, наконец, провел меня. К богу. Ведь ты проводник.

— Если иное не укажет мне Всевышний, этому не суждено случиться.

— Все так же непоколебим в своей вере, — усмехнулся Падший. — Похвально. Ты расскажи, как он, в добром ли здравии?

— Так же вечен и всеобъемлющ.

— Приятно это слышать. Значит, еще уйма времени, чтобы порезвиться. А потом он образумится. Как образумился, когда создал людей, когда наделил их той пакостью и гнусностью, коею они могут теперь похвастаться. Изворотливостью, лицемерием, невежеством, коварством и прочей душевной гнилью. Иначе какой это был бы миропорядок? Скука! Царствие ангелов на земле. Иное дело — человек!

— Близок час, когда человек изменится, — с верой сказал доктор.

— Куда уж! Станет умнее, красивее, благополучнее. Это да! Но эти пакости имеют природу иную. Неискоренимую. Ни при каких обстоятельствах. Поэтому — чем же я хуже Человека? И бог это поймет.

— Я не смогу провести тебя.

— Я знаю. Тогда прощай! Мой клинок уже необратим. Но я дам тебе время.

— И это знаю я. Три года, месяц или чуть меньше.

— Увидимся тогда, — кивнул Падший.

— В последний раз, — сказал доктор. — А что епископ?

— Епископ? Оставь его мне. Он заслуживает исключительно меня. Прощай. И до желанной встречи. В грядущем.

8.

Болезнь накатывала на Францию неумолимой волной. Попытки противостоять ей были обречены.

Перед надвигающейся хворью закрывали городские ворота, ввезенный товар не решались распаковывать, приезжих встречали копьями и решетками. Флюгер стал вестником смерти, ветер из зараженных краев превращал его скрип в надрывный хохот.

Многие искали заветное лекарство. Врач Пьер де Дамузи возложил надежду на пилюлю, формулу которой нашел в старом сборнике. «Никто не умрет, приняв ее», — заверял он. Но когда мор прошелся по его городу — убеждения испарились.