Медицинские и социальные проблемы однополого влечения

Андре Кайатт описал судьбу подростков-наркоманов, тянувшихся из всех стран Запада в Катманду, столицу Непала, где наркотики стоили особо дёшево: “Я видел здесь французских подростков 15 –

16 лет, неизлечимых наркоманов, которые прибыли сюда, как в Мекку. Но здесь они попадают в ловушку, они разлагаются заживо. Чтобы купить себе наркотики, они попрошайничают, занимаются проституцией, продают кровь. Катманду – это конец, это гноище. Где же в этом распаде хвалёный идеал? Я видел девушку-наркоманку, которая зарабатывала рупии тем, что позволяла использовать себя, как плевательницу. Ей платили за то, чтобы плюнуть на неё. Её лицо было облеплено харкотиной, а она ничего не замечала. Она была в наркотическом трансе” (Цит. по Мяло К. Г., 1985).

Несостоятельными оказались и надежды “раскрепостить сексуальность” с помощью всё тех же наркотиков. Как они подействуют на секс, легко было спрогнозировать не только специалистам, но и простым читателям детективов. С какой целью используют наркотики торговцы живым товаром – общеизвестно. Зелье помогает гангстерам и сутенёрам вербовать проституток. Наркотики дают и профессиональным путанам, чтобы сделать их выносливее к оргиям с такими формами сексуальной эксплуатации, какие даже профессионалкам не хватает сил выдержать.

Врачам было известно, что если наркотики применяются для стимуляции угасшего полового желания мужчины, они растормаживают отнюдь не благородные, а чисто животные эмоции. Менее всего при этом уместны разговоры о самораскрытии личности. Привыкание же к наркотикам закономерно приводит к полному угнетению полового влечения, которое вытесняется наркотической зависимостью.

Времена массового увлечения гедонизмом случались и прежде, задолго до хиппи. Философия гедонизма была идеологией эпохи Возрождения, что имело определённый смысл. Слишком обесценило “плотского” человека бесконечно долгое царство средневековой церкви. В борьбе за эмансипацию личности, против аскетизма, навязываемого церковью, а также против гнёта сословных отношений, мешавших новому классу буржуазии, философия гедонизма оказалась превосходным оружием. Благодаря ей средневековый горожанин, искупающий первородный грех в беспрестанном покаянии и в умерщвлении плоти, получил право на наслаждение.

Впрочем, очень скоро проявился торгашеский и эгоистический дух возрожденческого гедонизма. “Мы, наверное, не домогались бы столь пылко почестей и власти, из-за достижения которых ведётся большая борьба и развёртываются грандиозные битвы, если бы почести и власть не приносили нам наслаждения. А по какой другой причине ведутся войны и заключается мир, если не для сохранения и увеличения того, чем мы живём и наслаждаемся?

<…> Всё измеряют наслаждением. Кто заботится о добродетели или помышляет о ней?” – рассуждает в своей “Речи в защиту Эпикура против стоиков” Козимо Раймонди.

Гедонизм эпохи Возрождения эгоистичен, наслаждение – привилегия “сильной личности”. Гедонизм стал философией эгоизма и индивидуализма. Образованность и недюжинные таланты уживались с дикостью и звериной свирепостью.