Изящным жестом дама показала на один из самых крупных групповых портретов – шесть запечатленных на полотне персонажей смотрели куда-то за левое плечо зрителя. Называлась картина «Слуги Хогарта».
– На мой взгляд, критики ошибались, – уверенно заявила Айседора. – Это гениальные портреты, они выглядят как живые, и у каждого какая-то своя особая индивидуальность. Взгляните, как встревожен этот бедняга в центре! Зато на лице женщины слева царит уверенное спокойствие…
– Да, а верхний слуга, видимо, почти ребенок, – согласился Джон, но через мгновение взгляд его с картины переместился на лицо собеседницы. – Я рад, что у нас появился шанс встретиться, – сказал он и, нерешительно помолчав, словно ему показалось, что его слова надуманно небрежны, добавил: – Мы… уже давно не виделись… в общем, так мне кажется. Как вы поживаете?
Миссис Андерхилл не могла себе позволить ответить правдиво, и все-таки ей очень хотелось признаться: «От ужасного одиночества меня спасают мечты. Я обнаружила, что муж досаждает мне не только своим поведением, а больше всего тем, что на самом деле я совершенно не люблю его». Вслух, однако, она сказала:
– Прекрасно, благодарю вас. А вы?
Отвернувшись от картины, Айседора мельком взглянула на Корнуоллиса, на чьих щеках проступил легкий румянец.
– О, прекрасно, – ответил он и тоже сразу отвел глаза.
Сделав пару шагов направо, Джон остановился перед следующей картиной. На этот раз художник написал портрет одного человека.
– Должно быть, во всем виновата мода, – задумчиво произнес Корнуоллис. – Похоже, критики просто поддерживали друг друга. Как мог беспристрастный человек счесть слабой такую великолепную живопись? Это лицо излучает жизнь. И как чудно проявлен характер персонажа… Чего еще можно желать от портрета?
– Даже не знаю, – призналась его спутница. – Возможно, критики увидели в них какое-то нарушение устоявшихся традиций? Порой люди предпочитают слышать только то, что поддерживает уже сложившееся у них мнение.
Говоря это, она думала о епископе и о бесконечных вечерних разговорах, когда ей приходилось слушать мужчин, огульно осуждающих чьи-то идеи. Сами по себе идеи могут быть как хороши, так и плохи. Но, не разобравшись в них, ничего определенного не узнаешь.
– К тому же осуждать гораздо проще, – добавила Айседора.
Джон быстро бросил на нее удивленный взгляд, но ни о чем не спросил. Естественно, не спросил! Ведь такой интерес мог показаться навязчивым и неуместным.
Нельзя было позволить их разговору зачахнуть. Ведь миссис Андерхилл пришла сюда именно ради встречи с Корнуоллисом, желая узнать, сходны ли их чувства. Разумеется, ей не на что надеяться… почти наверняка! Но все же надо выяснить, желал ли ее друг их общения так же страстно, как она сама…
– Не кажется ли вам, что его лица на редкость выразительны? – заметила она, когда они подошли к очередному портрету. – Пусть они безмолвны, однако при внимательном рассмотрении могут многое рассказать.
– Да, вы правы. – Капитан задумчиво опустил глаза и вновь взглянул на портрет. – Если человеку знакомы какие-то переживания, то он узнает их и на лицах других людей. Мне… мне вспоминается история с одним из моих боцманов. Его звали Филлипс. Я с трудом выносил его. – Он нерешительно помедлил, но так и не взглянул на собеседницу. – Как-то однажды ранним утром мы проходили мимо Азорских островов. Погода выдалась ужасная. С запада надвигался сильный шторм, волны вздымались футов на двадцать-тридцать. Любой нормальный человек испугался бы, но морской стихии присуща и своеобразная красота. Громады волн еще темны, но их пенные гребни пронизаны лучами утреннего света. Лишь на мгновение, до того как Филлипс отвернулся, я увидел на его лице восхищение этой красотой. Не помню даже, что он собирался делать… – Отсутствующий взгляд Корнуоллиса свидетельствовал о погружении в собственные мысли, о каком-то моменте былого понимания, магии этого понимания.
Айседора улыбнулась, разделяя с ним эти воспоминания, и живо вообразила описанную им картину. Ей нравилось представлять его на палубе корабля. Там было его истинное место, и та его стихия намного превосходила треволнения, бушевавшие в полицейском кабинете. Однако она не смогла бы познакомиться с ним, если б он продолжал служить во флоте. А если б он вернулся в море, ей пришлось бы вечно переживать из-за погоды всякий раз, когда поднимался ветер, опасаясь за его жизнь; и всякий раз, слыша о попавших в беду кораблях, она со страхом думала бы, не его ли это корабль.
Джон взглянул на нее, перехватив ее пристальный, согретый душевным теплом взгляд.
– Простите, – быстро извинился он, вспыхнув и отвернувшись, и его шея напряженно застыла. – Замечтался.
– О, я сама люблю помечтать, – быстро подхватила миссис Андерхилл.
– Правда? – Капитан вновь устремил на нее удивленный взгляд. – И о каких же странах вы… то есть… в общем… о каких краях вы предпочитаете мечтать?
«О любых странах, где мы могли бы быть вместе с вами», – могла бы правдиво ответить его спутница.