Медленная смерть

Прохаживаясь по Руперт-Стрит, Хождес быстро уяснил, что проститутки нет и следа. Может, она ещё не вышла на работу — или занимается своим делом в другом месте. Джонни повернул на Шафтсбери-Авешо и пошёл в «Дилли».

— Извините, — чирикнула милая девушка, шагнув навстречу скинхеду, — можете ли вы сказать, что думаете по поводу Европарламента?

— А ты чего связалась с этим отстоем? — спросил Джонни, указывая на экземпляры «Марксист Таймс», которые тёлка прижимала к груди. — Ты вторая за день задаёшь мне этот вопрос. У вас вечно один дурацкий товар на всех и одна и та же расхожая фраза на весь месяц. Вы годами несёте этот бред, не достигая ни малейшего результата. Ты говоришь, как робот какой, ты вообще сама умеешь думать? Я к чему: что ты вообще делаешь?

— Я вошла в партию, когда училась в университете, — ответила активистка, — потому что хотела включиться в борьбу рабочего класса против угнетения!

—И что, ты не понимаешь, — зашумел бутбой, — партия и твои дружки-студенты не борются с угнетением, они просто ссут по ветру. Это всё дратата, ваше коммунистическое революционное дерьмо. Я к чему: сколько людей из вашей ячейки не ходит в университет?

— Все ходят, — призналась тёлка, — и иногда я из-за этого переживаю.

— А ты не переживай, — отлупил Ходжес. — Включи уже мозг и осознай очевидную вещь, твоё занятие — голая трата времени. Почему бы не осознать ошибку и не отречься от неё?

— На словах всё просто, — проворчала девушка. — Но нельзя же просто взять и выйти из партии!

— Можно, — гнул своё Джонни.

— Как? — хныкнула активистка.

— Мы найдём тихий паб и я куплю тебе выпить, — предложил Ходжес.

— Но мне положено продавать «Марксист Таймс»! — возразила девушка.

— Дай их сюда, — приказал Джонни.

Активистка сделала, как было сказано, бездумное

подчинение в неё вколотили лидеры партии, вечно бубнящие про дисциплину. Ходжес взял газеты и бросил в ближайшую урну.

— Видишь, — заверил скинхед бывшую активистку, — забросить это партийное мудозвонство куда проще, чем ты думала.

— Да уж, — засмеялась девушка. — Кстати, меня зовут Атима, Атима Шиазан.

— А я Джонни, — сказал ей Ходжес. — Друзья зовут меня Джонни Махач. Теперь, когда мы познакомились, пора вместе выпить!

Первая попытка Пенни Эпплгейт и Дона Пембертона изучить движение Неоистов вышла откровенно неудачной. Они не знали, что доступ в Библиотеку Галереи Тейт является привилегией, обычные люди таким правом не обладают. Чтобы получить разрешение на свои исследования, убийственному дуэту нужны были академические рекомендации, связи, и к тому же приглашение выдавалось заблаговременно. Споры с женщиной в справочном бюро окончились на повышенных тонах — обещанием, что если «Эстетика и Сопротивление» от неё не отстанут, она прикажет выбросить их из Тейт!

Эпплгейт и Пембертон привели нервы в порядок, причащаясь великих работ искусства, хранящихся в этом храме эстетических ценностей мирского гуманизма. Голос, что кричал на Дональда изо дня в день, при случае шептал и тем, чьи таланты были выставлены на общее обозрение в Тейт. Каждого великого художника касалась — как минимум в моменты творческих подъемов — та же сила, что давила на Пембертона с момента его рождения. Если Бог мёртв, «Его» идеологической заменой стала Муза, что использует столь же мистические приёмы.

Перейдя площадь, что обычно признаётся концептуальной моделью серьёзной культуры, Пенни и Дон отправились в кафе в подвале Тейт, где усладили себя напитками. Были и другие возможности продемонстрировать своё владение культурным капиталом, так что на текущий момент «Эстетика и Сопротивление» сделали перерыв в своей мании почитания пятен краски.

— Это нечестно! — мычал Пембертон. — Я художественный гений, но дураки, управляющие этим заведением, отказываются признавать этот факт и не пускают меня в библиотеку!

— Это ещё не самое страшное! — воскликнула Эппл-гейт.—Если мы не преуспеем в сборе материала по Неоиз-му, и пропаганде движения, Хирам и его господа чего доброго, решат, что мы не достойны контракта с галереей!

— И что нам делать? — взвыл Дональд.

— Знаю! — чирикнула Пенни, неожиданно ободряясь, словно её посетила вспышка вдохновения. — Мы позвоним Рамишу, он знает здесь главного библиотекаря, я уверена, он сможет порулить проблему, и нас пустят без рекомендаций и приглашений.

— Да, да! — закричал Пембертон. — Очередная моя блестящая идея. Пенни, мелочь есть? Ты должна пойти и позвонить нашему другу. Повезло; что я известен и умею пользоваться своими контактами!

— Какой у него телефон? — спросила Эпплгейт.

— Откуда мне знать! — рявкнул Дон. — У тебя что, записной книжки нет?

— Нет, я оставила её дома, — пожаловалась Пенни.

— Твою мать! — ругнулся Пембертон. — Мы так можем весь день потерять.

— Всё не так плохо, — возразила Эпплгейт. — Я могу позвонить в директорскую справочную.

— А тогда, — спросил Пембертон, — чего ты сидишь на жопе? Нельзя терять ни секунды, а ну беги к телефону!

— А чай допить можно? — прохныкала Пенни.

— Нет! — завопил Пембертон. — На кону наши карьеры, возьми себя в руки — и в бой!