В него с силой ворвались воспоминания. Женщина – выкрикивает его имя, шепчет его имя. Черные глаза и лукавая улыбка, прикосновение ее губ к его, она прижимается к нему в темной пещере. Эти же глаза, переполненные шоком и разочарованием, – в разрушенном лазарете. Утопленник, покрытый чешуей и щупальцами, склонившийся над ним. Ржавый клинок в сочащейся руке.
Дара открыл глаза, но увидел только черноту. Боль угасала, но все казалось чужеродным, по его телу, чересчур легкому, но в то же время слишком реальному, проходили импульсы, которых он не испытывал уже много десятков лет. Много веков. Он снова начал задыхаться и хватать ртом воздух, пытаясь заново научиться дышать.
Рука легла ему на плечо, и тело омыло волной тепла и покоя. Боль ушла, сердце забилось уверенным ритмом.
Словно камень свалился у него с души. Дара бы ни с чем не спутал живительное прикосновение Нахид.
–
Дара осекся на полуслове. Его взгляд упал на собственную ладонь.
Она ярко пламенела, а пальцы оканчивались смертельно-острыми когтями.
Он чуть не закричал, но увидел перед собой женщину.
Судя по всему, она была потрясена не меньше Дары. Обрадована – и потрясена. Она потянулась к нему и погладила по щеке.
– Сработало, – прошептала она. – Наконец-то сработало.
Дара в ужасе уставился на свои пламенеющие руки. На пальце сверкнуло ненавистное рабское кольцо с изумрудом.
– Почему я стал таким? – Его голос панически надломился. – Ифриты…
– Нет, – быстро успокоила его женщина. – Ты свободен от ифритов, Дараявахауш. Ты свободен
Это ничего не проясняло. Дара непонимающим взглядом таращился на собственную огненную кожу, внутри холодея от ужаса. Ни в одном известном ему мире джинны и дэвы не были похожи на него теперешнего, даже возвращенные из рабства.
На задворках сознания Дара все еще слышал голос сестры, умоляющий его вернуться в сад предков.
Он содрогнулся. Магия, текущая в крови, ощущалась им обостренно: свежая, оголенная, как нерв, неуправляемая. Он сделал резкий вдох, и стены шатра, в котором они находились, яростно всколыхнулись.
Женщина схватила его за руку.
– Успокойся, Афшин, – сказала она. – Ты в безопасности. Ты свободен.
–
Она захлопала глазами, удивленная мучительной интонацией в его голосе.
– Я сделала тебя феноменом. Чудом. Ты – первый дэв, освобожденный от оков проклятия Сулеймана за три тысячи лет.
Проклятие Сулеймана. Не веря своим ушам, он уставился на нее. В голове эхом отзывались ее слова. Это невозможно. Это…
Дара во имя этих постулатов убивал.
Он вскочил на ноги. Земля под ним содрогнулась, стены шатра неистово затрепетали под порывом жаркого ветра. Он неуклюже выскочил наружу.
– Афшин!
Дара ахнул. Он ожидал увидеть мрачно-пышные горы своего родного города-острова, вместо которых его взору предстала огромная безжизненная пустыня. И тут, к вящему своему ужасу, он узнал ее. Узнал рельеф соляных утесов и каменную башню, одиноким сторожем стоящую поодаль.
Деште-Лут. Пустыня на юге Дэвастана, до того знойная и непригодная для жизни, что птицы, пытавшиеся перелететь ее, падали с неба замертво. Дара, на пике восстания Дэвов, заманил в Деште-Лут Зейди аль-Кахтани. В сражении, которое наконец-то должно было обернуть ход войны в пользу Дэвов, он захватил и убил сына Зейди.
Но тогда в Деште-Лут для Дары все закончилось иначе.
Внезапный раскат смеха вернул его в настоящий момент.
– Однако пари-то я проиграл, – раздался голос у него за спиной, маслянистый и хитрый, словно вырванный из худших воспоминаний Дары. – Нахиде и впрямь это удалось.
Дара развернулся вокруг своей оси, моргая от внезапного яркого света. Три ифрита поджидали его среди руин, которые некогда были человеческим дворцом, но время и стихии не оставили им шанса. Ифриты, которые преследовали их с Нари на реке Гозан, – они едва уцелели в том безумном поединке.
Их вожак – Аэшма, вспомнил Дара – спрыгнул с разрушенной стены и, ухмыляясь, направился к нему неторопливой походкой.
– Он даже стал похож на нас, – поддел он. – Вот уж никто не ожидал.
– Жаль, – сказала другая ифритка, женщина. – Мне нравился его прежний вид. – Она кокетливо улыбнулась ему и протянула помятый шлем из железа. – Ну что, Дараявахауш? Думаешь, он все еще тебе впору?