Медноголовый

— Она виделась с Натом Старбаком! Интересно, да? Он наведался к ней после того, как его выпустили из тюрьмы, настоял, чтобы она вам написала и передала: он обязательно вернётся в Легион. Она, мол, и написала. — Бёрд хмыкнул, — Старбак нашёл странный способ напомнить о себе, право слово.

— Где он сейчас?

— Она не пишет.

Бёрд перевернул письмо и, не снижая темпа, углубился в текст на обратной стороне. Сапёры подожгли запальный шнур, и огонёк, треща да разбрасывая искры, пробежал навстречу Труслоу с майором.

— Пишет, что, раз Нат попросил, она и написала. Дескать, рада, что он попросил, потому что ей и вам, сержант, пора перестать грызться и, наконец, поладить между собой. У неё новая работа, которую вы бы одобрили. Что за работа, она не может написать. Вот, собственно, и всё. — майор отдал письмо сержанту, — Уверен, что теперь, ориентируясь в содержании, вы сможете его перечитать самостоятельно.

— Наверно. — Труслоу посопел и спросил, — Значит, мистер Старбак вернётся?

— Ваша дочь пишет, что да.

— То есть, вы не станете назначать роте «К» нового командира?

— Да я и не собирался.

— Хорошо. — кивнул сержант, — Мы же сами выбрали себе Старбака, правильно ведь? Добровольно?

— Абсолютно добровольно. — подтвердил Бёрд.

И абсолютно наперекор воле генерала Фальконера, с удовольствием добавил майор про себя.

Из семисот легионеров, участвовавших в выборах полковых офицеров, свыше пятисот вписали в бюллетени имя Натаниэля Старбака и проголосовали за него.

— Если эти выборы не хухры-мухры, — сказал Труслоу, — то Старбаку есть куда вернуться, так?

— Ну, если исключить то, что против него настроен генерал Фальконер. И подполковник Свинъярд.

Подполковник Свинъярд, по правде говоря, был настроен единственно на дешёвое пойло по пятьдесят центов за поллитра. Настроен так целеустремлённо, что настраиваться на что-либо иное у него не оставалось времени.

— Ставлю доллар на то, что Старбак умоет Фальконера. — предложил пари Труслоу, — Он — умник, наш Старбак.

— Доллар? Отвечаю тем же.

— Договорились.

Майор с сержантом ударили по рукам, и в тот же миг мост взлетел на воздух. Полтораста килограммов пороха сломали деревянные балки, будто спички. Дым и гром разнеслись над болотами, вспугнув из тростниковых зарослей птиц. Взрывная волна разогнала в две стороны по руслу воду из-под моста, спустя мгновение волны в туче брызг сплеснулись над почерневшими пнями опор, и Чикахомини проворно потащила к Чесапикскому заливу мусор, щепки и белобрюхую оглушённую рыбу, пока по топким берегам расползались от греха подальше гадюки.

Один из сыплющихся с неба деревянных обломков рухнул точнёхонько на шпалу-ловушку Труслоу и прибил детонатор. Грохнуло, и в насыпи образовался небольшой кратер.

— Вот же гадство! — выдохнул сержант.

Бёрд покосился на него. Труслоу, как ни чуднО, широко ухмылялся. Впрочем, подумал Бёрд, на войне, как на войне. Сегодня человек ухмыляется, а назавтра уже гниёт в могиле. При мысли о смерти по спине майора пробежал холодок. Думает ли Труслоу о том, что может никогда не увидеть вновь свою дочь? А сам он, Таддеус Бёрд предполагает ли, что его бесценная Присцилла может остаться вдовой? Мысль эта была неприятной и скользкой, как лягушка. Кроме того, из самого факта появления её в голове следовало, что он слаб и недостоин звания офицера. Война всё же являлась игрой, и, как бы ни насмехался над подобным взглядом на неё Бёрд, самому себе он мог признаться: да, игра. Игра, в которой бывший школьный учитель неустанно доказывал себе, что он умнее, хитрее, сноровистее других. Других, чьи запавшие, затянутые восковыми веками глаза на бескровных лицах безмолвно вопрошали его: почему ты жив, а мы нет? И ему нечего было им ответить.

Пушки янки бессильно тявкнули, два картечных снаряда вздыбили без толку грязь на подтопленном берегу. Туманная дымка затягивала болота, мешаясь с пороховой гарью. Кричали козодои.

И майор Бёрд, не веривший в Бога, вдруг мысленно попросил Всемогущего поскорее покончить с этой никому не нужной войной.

Часть третья

9

Армия южан заняла позиции по дуге северо-восточнее Ричмонда. Генерал Джонстон оттянул войска так далеко назад, что северяне слышали перезвон церквей вражеской столицы, а западный ветер доносил до их ноздрей амбре табачных фабрик и дым.

Газеты наперебой стенали, что янки подпущены слишком близко к Ричмонду, а врачи обеих армий били тревогу из-за того, что личный состав вынужден дышать гнилыми испарениями болот у реки Чикахомини, из-за чего лазареты переполнялись умирающими от лихорадки военнослужащими. Доктора умоляли передислоцировать войска в местность суше и здоровее, но генерал Джонстон отвечал, что судьба Ричмонда может решиться только здесь, поэтому придётся потерпеть. Такова стратегия, говорил Джонстон, и этот военный термин заставлял медиков замкнуть уста и беспомощно смотреть, как угасают их пациенты.