Медный всадник - Это ВАМ не Медный змий...

“Древний летописец наш (имеется в виду Нестор: замечание авт.) повествует, что не только христианские проповедники, но магометане, вместе с иудеями, обитавшими в земле козарской или в Тавриде, присылали в Киев мудрых законников склонять Владимира к принятию веры своей и что великий князь охотно выслушивал их учение. Случай вероятный: народы соседственные могли желать, чтобы государь, уже славный победами в Европе и Азии, исповедовал одного бога с ними, и Владимир мог также — увидев наконец, подобно бабке своей, заблуждение язычества - искать истины в разных верах.

Первые послы были от волжских и камских болгаров. На восточных и южных берегах Каспийского моря уже давно господствовала вера магометская, утвержденная там счастливым оружием аравитян: болгары приняли оную и хотели сообщить Владимиру. Описание Магометова рая и цветущих гурий пленило воображение сластолюбивого князя; но обрезание казалось ему ненавистным обрядом и запрещение пить вино — уставом безрассудным. Вино, сказал он, есть веселие для русских; не можем быть без него. — Послы немецких католиков говорили ему о величии невидимого Вседержителя и ничтожности идолов. Князь ответствовал им: Идите обратно; отцы наши не принимали веры от папы. Выслушав иудеев, он спросил, где их отечество? «В Иерусалиме, — ответствовали проповедники: — но бог во гневе своем расточил нас по землям чуждым».

И вы, наказываемые богом, дерзаете учить других? сказал Владимир: мы не хотим, подобно вам, лишиться своего отечества. — Наконец, безымянный философ, присланный греками, опровергнув в немногих словах другие веры, рассказал Владимиру все содержание Библии, Ветхого и Нового Завета: историю творения, рая, греха, первых людей, потопа, народа избранного, искупления, христианства, семи Соборов, и в заключение показал ему картину Страшного Суда с изображением праведных, идущих в рай, и грешных, осужденных на вечную муку. Пораженный сим зрелищем, Владимир взодхнул и сказал: «Благо добродетельным и горе злым!» Крестися, ответствовал философ — и будешь в раю с первыми.”

Этот пересказ летописи Нестора Н.М. Карамзин завершил замечательным пояснением:

“Летописец наш угадывал, каким образом проповедники вер долженствовали говорить с Владимиром; но ежели греческий философ действительно имел право на сие имя, то ему не трудно было уверить язычника разумного в великом превосходстве закона христианского.” [14]

Итак, мы видим, что “под пером Карамзина в родных преданиях прозвучало” действительно много интересного в отношении того исторического явления, на которое Пушкин указал именем Евгений. Из “Истории Государства Российского” следует также, что к выбору вероучения [15] для своего народа Владимир подошел не как концептуально самостоятельный державник, а как современный “агент влияния”, искусно обработанный заезжим философом — представителем оккультной верхушки глобального знахарства, который в своем пересказе Ветхого и Нового Завета вряд ли посвятил равноапостольного в тайны приведенной ранее нами доктрины “Второзакония-Исаии”. Понятно, что сам Владимир ни Корана, ни Библии не читал; но даже если бы и захотел изучить их самостоятельно, то такой возможности он просто не имел: в Х веке еще не было русских переводов ни Библии, ни Корана. Нет в летописях и сведений о том, что будущий “равноапостольный” пытался засадить за изучение языков и переводы на русский язык этих книг доверенных людей.

Постепенно свету (управленческой “элите”) и отечественным “агентам влияния” в союзе с “безымянными философами” методами “культурного сотрудничества” удалось подавить негативную реакцию молвы (коллективного бессознательного) на проявления в экономической жизни паразитической агрессивности ростовщичества еврейского гения:

Но ныне светом и молвой

Оно забыто.

Оно же (еврейство) тем временем, следуя своему древнему кочевому инстинкту и “божьему наказанию”, о котором говорил иудейский эмиссар Владимиру, энергично распространялось по необъятным просторам России и, несмотря на попытки государей остановить его экспансию через введение “черты оседлости”, к началу ХIХ века прочно обосновалось во всех государственных институтах империи. Поэтому в поэме:

Наш герой

Живет в Коломне. Где-то служит,

Дичится знатных и не тужит

Ни о почиющей родне,

Ни о забытой старине.