Медовый месяц

— Недалеко от церкви, той, что недавно отреставрирована. Она лежала в овраге. Он довольно глубокий и находится на отшибе. Ее могли бы еще долго не найти. И лишь случайно обнаружили. Я сама видела ее. И понимала, что уже ничем не смогу помочь. Как тогда. Первая операция, когда девушка умерла на операционном столе и я не могла ничего сделать… А сейчас моя подруга и коллега. До сих пор не знаю, как сказать детям. Старшая, правда, уже знает, она твоя ровесница, ей девятнадцать, а младшая девочка, она так привязана к маме, ей всего девять лет… Она все время плачет и спрашивает, где мама… — Она замолчала, закрыв лицо руками.

Я сидела молча, не зная, что сделать и сказать. Мне очень хотелось ее утешить, как-то ободрить, но что я могла? Да и разве слова здесь способны помочь? Я робко погладила ее вздрагивающие плечи и собралась произнести какие-то слова утешения, но Людмила уже справилась с минутной слабостью. Подняла голову, вытерла слезы и даже смогла выдавить из себя слабую улыбку.

— Извини меня, я не должна распускаться, надо держать себя в руках. Просто очень тяжело… До сих пор не могу поверить. Как вспомню, что мы совсем недавно с ней беседовали о… — ее голос снова задрожал, но она быстро овладела собой. — Ладно, мне пора собираться на работу. А то я и так опаздываю. Она поднялась со стула, пригладила растрепавшиеся волосы, плотнее запахнула халат.

— Людмила Александровна, — не выдержала я. — А кого-нибудь подозревают? Ведь если ее так жестоко убили, как вы говорите, то это может быть маньяк, серийный убийца, как их называют, и тогда… — Я вдруг подумала о том, что, насколько я знаю по фильмам и детективам, на одной жертве маньяк обычно не останавливается. Что, если, он начнет убивать и дальше? Как правило, такие типы весьма хитры и осторожны, и поймать их бывает нелегко. Вон сколько времени Чикатило ловили, пока он массу народу не загубил. Неужели в городе появился новый Чикатило?! От этой мысли мне стало не по себе.

— Пока еще рано о чем-то говорить. Насколько я знаю, проверяют всех, кто мог бы это сделать. — Она вдруг нахмурилась. — Зря я тебе все это рассказала, Машенька. Сама не знаю, что на меня нашло. Я не должна была говорить на эту тему.

— Вы не хотите, чтобы в городе началась паника? — догадалась я. — Не хотите, чтобы газеты писали о новом серийном маньяке?

— Именно так, — она присела на краешек стула, повертела в тонких пальцах чашку с недопитым кофе. — Александр Владимирович предупредил меня, чтобы я не распространялась об этом убийстве, пока, во всяком случае. Конечно, сейчас не те времена, и журналисты быстро все пронюхают, и никто не сможет запретить им писать всякие ужасы и нагнетать страх.

— Я понимаю и ничего никому не скажу, — заверила я. — Да и кому я могу рассказать? Я же в вашем городе, кроме вас, никого не знаю.

— Извини, что я тебя напугала и расстроила.

— Да что вы! Я-то в порядке. Вот вам тяжело… А Паша знает?

— В общих чертах. — Она поднялась с места. — Пойду одеваться. Паша еще спит? Не буду его будить. Когда проснется, поцелуй его от меня. Вы сегодня на речку собираетесь?

Она уже казалась совершенно спокойной и уравновешенной, как всегда, только голос ее звучал немного устало. Я с невольным уважением и даже восхищением посмотрела на свою свекровь. Какая сильная и мужественная женщина! Как она держится! Позволила себе всего лишь минутную слабость и уже готова идти на работу. Я бы так не смогла. Если бы с Лизой случилось такое, я даже похолодела от одной этой мысли, я бы, наверное, в обмороке валялась и рыдала беспрерывно. А она молчала все это время и только сегодня не выдержала, да и то потому, что я застала ее врасплох.

— Людмила Александровна, — промолвила я. — А может, вам лучше сегодня побыть дома, отдохнуть или пойти с нами на речку, просто полежать у воды, вода успокаивает.

— Спасибо, девочка моя, за заботу, но я должна работать. Меня люди ждут, пациенты. У меня сегодня трудная операция, и я не могу не прийти в больницу.

— Но как вы сможете работать в таком состоянии?

— Как и всегда. Понимаешь, когда я стою у операционного стола и провожу операцию, я не должна думать ни о чем другом, кроме больного. Все эмоции должны быть на время забыты. Сердце отключено, работает только голова. Эти советы давал мне еще мой первый наставник, когда я только начинала свою карьеру. Потом можешь все, говорил он, пожалеть, посочувствовать, погоревать — в общем, все эмоции только после операции. А когда ты стоишь у стола и жизнь человека в твоих руках, ничто не должно отвлекать. Никакие посторонние мысли, как печальные, так и радостные. Обо всем надо забыть. И вообще, работа помогает забыться. Так что не волнуйся за меня. Все будет нормально. Идите с Пашей спокойно куда собирались, отдыхайте и ни о чем плохом не думайте. У вас каникулы, и вы имеете полное право развлекаться на полную катушку.