Медовый месяц

Он рассказал ей эту историю. Она слушала внимательно, затаив дыхание, он же чувствовал, как она напряжена и заинтересована.

— Наверное, после этой трагедии вы стали бояться воды и долго не могли плавать? Я угадала? — спросила она, откинув назад мокрую прядь волос, которая лезла ей в глаза.

— На сей раз не угадали, — он едва заметно усмехнулся уголком рта.

— Неужели пересилили страх и заставили себя войти в воду? — Она была так взволнованна, что перестала его стесняться и даже придвинулась ближе, сама этого не заметив.

— Да собственно, нечего было преодолевать.

— Как же это?

— Очень просто, потому что не было никакого страха. Я не боялся воды. Наоборот, я даже полюбил ее еще больше, я привязался к ней и начал по-настоящему учиться плавать. Даже записался в секцию по плаванию. Правда, потом бросил. Но страха не было, могу вас заверить. Я верил воде, я знал, что она не причинит мне вреда, не сделает ничего плохого.

— Но как же так?

Она казалась пораженной и недоумевающей, на ее смуглых щеках выступил румянец, она вынула заколку из своих густых волос, и они водопадом упали на ее плечи, совсем как у Эльвиры… Этот жест, цвет и длина волос были похожи, впрочем, на этом сходство между ними заканчивалось. В остальном они были разными, очень разными.

— Как же так? — повторила она, глядя на него расширенными светло-карими глазами. — Неужели смерть этой девочки не произвела на вас никакого впечатления? Неужели вам не было жаль ее?

— Почему же? — он пожал плечами. — Было жаль, и я часто и много думал о ней и о смерти. Она даже снилась мне. Вернее, они обе. Они надолго стали моими спутницами и собеседницами.

— Но тогда почему же вы не испытывали страха перед водой, перед ее стихией и жестокостью?

— Не знаю, возможно, потому, что я понимал — вода и другие природные стихии не могут быть жестоки. Жестокость — привилегия людей. А природа хотя и убивает, но делает это не по своей воле.

— А по чьей же? По воле Бога?

— Бога или судьбы, как угодно называйте. Но сама природа тут ни при чем. Да, она может стать невольным убийцей и палачом для тех, кто оказывается слабее ее.

Она задумалась и покусала нижнюю губу.

— А вы отлично плаваете, — похвалила она. — Вы и Пашку, наверное, с детства к воде приучали?

— Да, было дело.

— Он тоже хорошо плавает. Кстати, что-то он долго плескается, надо бы его позвать. Уже вечереет, и вода становится холодной. — Она встала на ноги, отряхивая песок, приставший к ее округлой попке.

— А вы научите меня хорошо плавать, по правилам? — вдруг спросила она, уже на ходу оборачиваясь. — А то я плаваю по-собачьи, много сил трачу и дышу неправильно. Я-то сама долго не умела плавать, воды боялась, хотя и не думала о ее жестокости, но все равно боялась. С подружкой мы купили абонемент в бассейн, и только в старших классах она меня научила плавать. Так вы покажете мне, как правильно плавать? — повторила она свой вопрос и посмотрела на него.

— Почему бы и нет? — Он тоже поднялся. — В следующий раз и начнем. А пока я окунусь последний раз, перед уходом. Скоро начнет темнеть. Пора собираться домой.

И он быстрым уверенным шагом направился к реке…

Я остановилась, глядя ему вслед, и с недоумением подумала, обращаясь к самой себе: «Интересно, почему я обратилась к нему с этой просьбой? Ведь Пашка вполне может меня научить. Как раз сегодня он предлагал мне, я же отказалась. Лень было. Почему же я попросила именно его, человека, которого побаиваюсь и перед которым робею?»

Так и не найдя ответа на этот вопрос, я заколола волосы и побежала к воде, чтобы тоже искупаться напоследок. А то и в самом деле солнце садится, и пора домой. К тому же я успела проголодаться. На воздухе и после пребывания в воде всегда хочется есть. Большую жареную курицу с хрустящей коркой и соленым огурчиком. Я сглотнула слюну и с разбега бросилась в воду, и сразу поплыла, хотя обычно входила в реку медленно и постепенно, приучая тело к ее прохладным прикосновениям…