Медведь и бабочка

Пришёл невод с одною рыбкой, С не простою рыбкой — золотою.

А. С. Пушкин

Леонтия не хотели брать на рыбалку,

— Мал больно, — говорил Толя Долгий.

— Семь лет — это не годы, — вторил Борис.

Леонтий оправдывался:

— А мне восемь будет…

— Когда тебе ещё будет, — махнул рукой Толя Долгий. — До свидания.

Леонтий крикнул вдогонку:

— А мне потом ещё девять будет!

Но большие мальчишки даже не обернулись. Дорога, увела их в траву, скрыла с головами, и над травой, над цветами качались две вершинки, два удилища в лад спорым шагам. Леонтий побежал догонять рыболовов.

Дорога привела его к Истоку, к тихой протоке в глинистых берегах. Чтобы не замочить одежду, лучше было раздеться и перейти Исток, да у человека терпения не хватило. Он поднял над головой палку — удилище, будто оно могло промокнуть, и в чём был, в том и перешёл протоку.

На том берегу он послушал, как сбегает с него вода, пошёл дальше и остановился.

Недалеко, под молоденьким вязом, сидел большой зверь с длинными ушами, и ноздри у него шевелились быстро-быстро. Вот он присел на задние лапы, потянулся вверх, придержал передними лапами вязовую ветвь и ртом стал собирать с неё листья.

Леонтий набрался храбрости и сказал:

— Эй!

Зверь скакнул в сторону и застыл, разглядывая мальчугана выпуклыми глазами.

В кустах треснуло. Там прятались Толя Долгий и Борис, чтобы посмеяться, посмотреть, как Леонтий будет перебираться через Исток и пускать пузыри.

Зверь метнулся в траву и пропал. А большие мальчишки вышли на дорогу, и Толя Долгий спросил:

— Ты о чём с зайцем разговаривал?

— Да ни о чём…

Дальше они пошли втроём, и Борис признался:

— Я сперва не понял, что это за зверь. Больно он большой.

Толя Долгий вдруг спохватился:

— Ты, Леонтий, чего с нами идёшь? Мы тебя не звали.

— Не надо бы его прогонять, — заступился Борис. — Он с зайцем разговаривал. Да и заплутается он.

По дороге Толя Долгий опять спохватился.

— Почему у тебя имя такое — Леонтий? — с неудовольствием спросил он. — Ты, наверное, Леонид?

— Нет, — уверенно ответил мальчуган. — Меня Леонтием звать.

— Почему?

— Меня по деду назвали. Он на войне был, и у него есть медаль.

Дальше всё бы хорошо, да Леонтий не поспевал за большими — до того они быстрые. Чтобы не отстать, он побежит вперёд, сколько духу хватит, сядет, подождёт их и опять побежит. А на этот раз даже встать не мог — умаялся.

— Ты чего? — сказал Борис. — Сейчас рыбачить будем. Вон озеро Спасские Вилы.

От таких слов Леонтий встал на ноги. Трава расступилась, и открылось озеро. Плёс раздваивался на рукава, на разные вилины: одна покруглее, пошире, другая подлиннее, поуже. И дышало озеро свежим, как с Камы, воздухом — всю усталость выдуло.

Леонтий скатился к воде, размотал суровую нитку на палке, нацепил червяка и не с первого раза закинул его в траву водяную у самого берега. Он рад бы закинуть дальше на чистое место, да дальше удилище не пускало — коротковато.

— Разве так рыбачат? — только и сказал Толя Долгий.

А Борис спросил:

— Когда тащить-то, знаешь?

Леонтий точно не знал: не учили его рыбачить. Но он боялся, что ребята просмеют его, и кивнул: знаю, мол.

Теперь он был один.

Его обступила осока, и мальчуган вытягивал шею, чтобы видеть поплавок. Смотреть не давало солнышко — оно заняло всё озеро, куда ни посмотри. И ещё было трудно дышать из-за болотной духоты. Вдобавок удилище то и дело сползало со скользкой осоки, и его приходилось придерживать.

Вот и сейчас оно поползло. Что ты будешь делать! Леонтий не удержал его одной рукой, ухватился двумя, но оно потянуло его в воду.

— Эй! — осердился Леонтий, упираясь пятками в землю. — Эй! Эй! Эй!

То туда, то сюда, как канат, они тянулись с удилищем! То оно его, то он его… Оно маленько присмирело, и Леонтий положил его на плечо, спиной к воде, как бы впрягся в удилище, отволок подальше от озера. Нитка лопнула — он чуть не упал и оглянулся.

Позади тяжко била хвостом рыба из тёмного золота, разевала рот и хлопала жаберными крышками.

Леонтий не знал, как её назвать, никогда прежде не видел такой золотой рыбы и некоторое время ждал, что она заговорит человеческим голосом.

А потом ему немедленно захотелось показать её матери. Мальчуган положил золотую рыбу в подол рубахи и побежал домой.

Исток он пролетел на одном дыхании, и на глубине рыба было затолкалась у него в рубахе, но на суше она притихла.

Всю обратную дорогу он даже не присел. Радости-то, радости-то сколько!

Дома мать стирала бельё в корыте.

— Мама! — с ходу закричал Леонтий. — Мама, я золотую рыбу поймал!

Он вывалил добычу рядом с корытом на гусиную травку и перепугался: та ли рыба, не подменили ли её?

Рыба не шевелила жабрами, вся потускнела, и прежнего золотого блеска не было.

— Кто тебе дал? — спросила мать.

— Я сам поймал.

Она смотрела на него с недоверием, и он твёрже твёрдого выговорил:

— Я сам поймал! Вон у неё изо рта твоя нитка торчит. А на ней — мой крючок!

Мать поцеловала сына в макушку, вынула крючок из рыбьего рта и сказала:

— Это линь. У тебя вся рубаха в линёвом масле. Ты сними её, я постираю.