Медведки

А если он и дома, что я ему скажу? Что я разоблачил его зловещие планы! И что так этого не оставлю. И что я отправил письмо надежному человеку – на случай, если он вот тут, прямо на месте, решит со мной расправиться.

Письмо я и правда отправил – запечатал в конверт, написал адрес «Дачный переулок, 10-А, Фин– ке Л.И.» и опустил в ящик. Только ведь наверняка его по ошибке доставят на Дачную улицу.

Тут дверь приоткрылась. На ширину цепочки.

– Вам кого?

Женщина была молодая и хорошенькая. По крайней мере, держалась она уверенно, некрасивые так не умеют. А по лицу ничего не понять, оно у нее было в подсыхающей глине, серо-зеленой, как маска Фантомаса. Волосы забраны под пластиковый капор на резинке, и еще на ней был легкомысленный розовый халатик. Я понял, что своим звонком вытащил ее из ванной, где она наводила красоту, как это делают женщины, когда их никто не видит. Выщипывают, подрезают ножиком, скоблят... удаляют едкими мазями, красят в траурный черный цвет, а потом смывают так, что раковина потом исчерчена черными подтеками...

Это тайное знание и тайное занятие, при мужчинах они никогда такого себе не позволяют, а кто это видит, тут же умирает на месте страшной смертью. Поэтому я понял, что Сметанкина дома нет. Но на всякий случай все-таки спросил:

– Скажите, а Сергея можно?

Я подумал, что при свидетеле он меня вряд ли убьет, иначе ему придется убить и ее, а это уже слишком.

Она подняла брови – это я понял по тому, что глина на лбу задвигалась и начала осыпаться.

– Кого?

– Сергея. Сметанкина.

– Такие тут не живут, – сказала она обиженно. Я отвлек ее от важного занятия, и оказалось, понапрасну.

За розовым халатиком в сумерках коридора просматривался блестящий паркет, обои под бамбук, светильник на стене испускал мягкий розоватый свет...

– Не может быть.

Я хотел сунуть ногу в дверь, чтобы она не могла ее захлопнуть, но решил, что она испугается и начнет кричать. Когда кричит женщина с зеленым лицом, это страшно.

– Сергей Сергеевич Сметанкин, я сюда приходил к нему... на квартиру... работал для него.

Она еще выше задрала брови, чепчик на резиночке зашевелился сам по себе, словно под ним был клубок змей.

– Мы только что въехали. Еще даже мебель расставить не успели.

– Как это – въехали? Он же... я тут был, он как раз ремонт делал...

– Ремонт? Это мы ремонт делали. Ну, не сами, конечно. Послушайте, может вам Сергееич нужен?

– Какой Сергеич?

– Бригадир ремонтников. Или прораб. Не знаю, как это называется.

– Нет, – я покачал головой, – Сметанкин, бизнесмен, «Мазда» серебристая, ну...

– Я правда не знаю, – ей не терпелось уйти и заняться своими страшными и тайными женскими делами. – Мы эту квартиру месяц назад купили, ремонт сделали и въехали. Но этим муж занимался, может, он и знает этого вашего.

– А как с ним связаться?

– С мужем? Никак. Он в Штатах. Через неделю вернется.

– Ясно, – сказал я, – ясно. Спасибо.

Она с облегчением захлопнула дверь.

С моря пришел порыв ветра, и акация щедро осыпала меня желтенькой копеечной листвой.

Женщина по-прежнему стояла у бювета, облокотившись на баллюстраду. Я хотел ей сказать, что так она испачкает свое светлое дорогое пальто, но не решился. Однако невольно замедлил шаг и увидел, что она встрепенулась и окинула меня жадным тоскливым взглядом. Я поднял воротник и поспешил дальше. Я нечаянно прикоснулся к чужому одиночеству, такому страшному, такому безвыходному, что ни один автор романов в веселых кожаных переплетах с тиснеными звездолетами и действующими вулканами не осмелится наградить им своих героев, отчаянных людей, пиратов, моряков, путешественников и землепроходцев.

* * *

Зато папа был бодр и весел.

Линолеум и пластиковая плитка в кухне были содраны, под ними обнаружились натеки черного вара; холодильник выехал в большую комнату и урчал там, время от времени содрогаясь, словно от омерзения; посудные шкафчики громоздились в углу друг на друга, словно детские кубики-переростки; их содержимое выстроилось на столе – тарелки с грязным дном (как бывает, когда в раковине скапливается посуда, а потом моется вся сразу, за неделю), чашки с надбитыми краями, разнородные рюмки. В щелях паркета блестели осколки, что-то успело разбиться. Понятное дело.

– А рабочие где?

– Уже ушли, – радостно сообщил папа, – теперь только завтра.

Никак я не могу застать рабочих-невидимок.

– Сколько он с тебя взял?

– Кто? Сережа? Нисколько.

– Папа, так не бывает.

– Почему? Почему ты думаешь о людях только плохое? Он старается помочь людям, а ты видишь в этом какой-то злой умысел.

– Папа, ремонт – удовольствие не дешевое. Ты не задумался – а с чего это вдруг?

– Он делал себе ремонт, у него материалы остались, не выбрасывать же.

– А рабочие тоже бесплатные?

– Это подарок, – сказал папа обиженно, – он сказал, ему хочется, чтобы я достойно встретил старость.

– Похвальное желание. Послушай, он у тебя что-то просил? Доверенность там подписать, дарственную, я не знаю...

– Нет, – папа покачал головой, – зачем?

– И паспорт у тебя не просил?