Медвежатник фарта не упустит

Порвав цепь латышских стрелков, к ним подошли председатель Губчека Лацис, комендант города Кин — китаец с Украины, — материализовавшийся прямо из речки-протока Булак (он часа три как уже скрывался под одним из мостов), военком Иван Межлаук, член политотдела фронта Гарик Нудельман и старейший партиец-революционер Людвиг Срулевич Бакинский.

— Уф, — отдуваясь, произнес Лацис, застегивая кобуру пистолета. — Еле прорвались. Чехи уже на Воскресенской и Проломной…

— Где Яша? — завидев Ивана Межлаука, бросилась к нему Софья Альфредовна. — Где мой муж? Вы видели его?

— Никого я не видел, — буркнул военком, отводя глаза от супруги предсовнаркома республики.

— Да как же так?! — не отставала от него Софья Альфредовна Шейнкман. — Товарищ Вацетис на моих глазах послал Яшу к вам с секретным пакетом! Скажите, заклинаю вас, как товарища по партии, что с ним?

— Я ничего не знаю, — устало произнес Межлаук и отошел в сторону.

— Ну что, мы едем или нет? — спросил Лацис.

— Сей час, подъедет товарищ главком…

Со стороны слободы послышались раскатистые винтовочные выстрелы.

— Как бы не было поздно, — осторожно заметил старейший партиец Бакинский.

— Действительно, — поддакнул ему Грасис. — Может, поедем, товарищи?

— Странно, — произнес член политсовета фронта Гарик Нудельман. — Товарищ Вацетис выехал из штаба, — он посмотрел на наручные часы, — уже почти три четверти часа назад.

— Хорошо, — изрек Мартин Янович. — Ждем еще десять минут и отъезжаем. — Иначе мы все попадем в руки чехословаков, и тогда…

Что станет тогда , продолжать было не надо.

* * *

Когда Мамай со спутниками стали приближаться к станции, потянуло дымком. Как оказалось, это горели товарные склады. Возле них никто не суетился, не сыпал в сторону огня песком и не поливал водой из ведер — горит, ну и хрен-то с ним. Не до пустяков!

Они обогнули здание вокзала слева, прошли мостик и подошли к паровозу с тылу. Локомотив стоял уже под всеми парами и готов был ехать сей секунд. Машинист с помощником сидели в кабине паровоза и мрачно лузгали семечки, сплевывая шелуху в раскрытое окно.

— Чего такие смурные, ребята? — весело спросил их адъюнкт-химик.

— Зато ты, как я погляжу, веселый, — буркнул машинист, недоверчиво оглядывая подошедших к поезду мужчин.

Один из них, плотный, деревенского вида татарин годов за пятьдесят, был наружности самой что ни на есть разбойной, и от него веяло угрозой. Второй, длинный и худой как жердь, дымил папиросой и смотрел мимо, а третий, что заговорил с ними, имел обличье городского разбитного парня, коему в рот палец не клади. Нет, не клади…

— А чего мне, — улыбнулся во весь рот химик. — Хочешь, давай вместе посмеемся.

— Не до смеху, — недовольно произнес машинист и сплюнул семечную шелуху, повисшую у него на губе.

— Чего так? — поинтересовался адъюнкт.

— А тебе-то какое до этого дело?

— Как это, какое мне дело? — искренне удивился несостоявшийся профессор. — Должен же я знать, в каком настроении и душевном состоянии находится водила, который повезет меня в стольный град Москву.

— Этот поезд в Москву не идет, — усмехнувшись одним уголком губ, ответил машинист.

— А куда идет? — быстро спросил адъюнкт.

— Не твоего ума дело!

— Как это не моего ума дело? — Химик-адъюнкт удивленно обвел взглядом своих товарищей. — Я намерен отправиться на этом поезде в путешествие с друзьями, так сказать, а куда идет поезд — не мое дело? Это прямо какой-то, простите меня за выражение, нонсенс.

— Ты на этот поезд не сядешь, — безапелляционно заявил говорливому парню машинист.

— Это почему же я не сяду? — независимо выставив вперед ногу и гордо откинув косматую голову назад, рьяно возмутился адъюнкт. — Еще как сяду!

— Не сядешь, — повторил машинист и плюнул шелухой.

— Пащиму? — спросил вдруг Мамай.

Этому товарищу грубить отчего-то не хотелось, посему машинист ответил ровно и спокойно:

— Ну-у… Потому, что этот поезд есть поезд командующего Восточным фронтом товарища Вацетиса и посторонним находиться в нем не положено.

— А мы не посторонние, — ответил адъюнкт, и машинист увидел у него в руках маузер. Дуло грозного оружия было направлено аккурат ему в лоб.

— Сылисай! — не принимающим возражений тоном приказал Мамай.

— Мужики, чево вы, мужики?! — открыл рот машинист с прилипшей к нижней губе семечной шелухой.

— Ну, тебе почти русским языком было сказано: «Сылисай», — укоризненно произнес адъюнкт и покачал дулом маузера, подобранного в перелеске у раненого уездного военкома Терехина. — А ты кочевряжишься. Неуважение проявляешь. Нехорошо, братец…

Машинист открыл дверь, опустился на ступеньку, другую и грузно спрыгнул на гравий. Следом пулей вылетел помощник.

— Не тушуйтесь, ребята, — доброжелательно произнес адъюнкт и, сунув руку в свою сумку, достал два золотых червонца. — Вот вам подарочки от нашего государя императора, и ступайте себе с богом домой. А то скоро сюда придут белые и, конечно, за то, что вы машинисты поезда красного главкома, по головке вас не погладят. А вот что к стенке поставят, очень даже может быть. Да, и тужурочку вашу машинистскую с картузиком, будьте так добры, одолжите на время.