Медвежий угол

Очнувшись, Колычев, не в силах встать, первым делом застонал. Его голова буквально раскалывалась от боли. Услышав гул вездесущего гнуса, он почувствовал, как на лоб ему сел комар. Андрей попытался стряхнуть насекомое, но не смог – руки не слушались, к тому же они, судя по всему, были крепко связаны за спиной. Он открыл глаза – и ему сделалось ещё хуже: к головной боли и тошноте прибавилось невероятное видение таёжного леса, почему-то переливающегося всеми цветами радуги.

Комар, присосавшийся ко лбу, раздражал его. Казалось, мерзкое существо долбит голову каким-то инструментом, то ли долотом, то ли буравом, явно рассчитывая пробить лобную кость и добраться до мозга. Андрей затряс головой, надеясь стряхнуть ничтожную тварь, и тут же пожалел об этом: у него в голове словно начал бить набат.

Наконец, решив не обращать внимания на кровососа, опричник вновь попробовал осмотреться. Мир вокруг выглядел нереально, словно сатанинское наваждение: искажённые очертания деревьев, неестественные цвета, странные, оглушительные звуки. Он никогда не видел ничего подобного и не слышал о таких местах: должно быть его действительно околдовали или он перенёсся в другой мир. Вскоре Колычев забылся тяжёлым сном.

Когда он очнулся, было темно. В рот ему текла жидкость, отвратительная на вкус. Андрей попробовал сопротивляться, но чьи-то руки – он был уверен, что это руки – открыли ему рот и влили порцию жуткого напитка. Попытавшись открыть глаза, он понял, что повязка или тряпка, которую сильно прижали к лицу, препятствует доступу света. В этот момент он осознал, что находится в плену: его привязали к дереву, скрутив руки за спиной, а на глаза наложили повязку, чтобы он не видел, что происходит. Вскоре он уснул.

Андрей был очень слаб, тело едва слушалось его, но, что самое главное, он уже не был связан. Чтобы проверить свою догадку, он попытался дотронуться до головы – там, где пришёлся удар. Медленно, словно преодолевая вязкую субстанцию, его рука тронулась с места; подвигая её вершок за вершком, Андрей был близок к тому, чтобы поднять – но так и не смог. Силы оставили его.

Ужасная, тошнотворная жидкость на сей раз не вызвала у Колычева отторжения – наоборот, он с удивлением обнаружил, что испытывает некоторое удовольствие, получая очередную порцию. Потом его понесло по сладким волнам сна, в которых мохнатые люди-звери охотились на опричников, как на диких животных.

Проснувшись, Колычев обнаружил себя во всё том же лесу. Но окружение изменилось: он находился в крайне необычном месте, усеянном обугленными людскими костями и золой. Несмотря на то, что очертания предметов расплывались или, наоборот, искривлялись причудливым образом, он смог увидеть, что находится на небольшой полянке, в центре круга, образуемого соснами. Ища взглядом солнце, Андрей обнаружил, что деревья приблизительно на высоте двух саженей украшены черепами, числом около дюжины. Некоторые из них были одеты в шлемы, уже почти совершенно проржавевшими: некоторые, явно варяжские, должно быть, пребывали здесь уже сотни лет. Был среди них и рогатый закрытый шлем, похожий на горшок; несмотря на ржавчину, покрывавшую его толстым слоем, отчётливо сохранившаяся позолоченная отделка, включавшая небольшие кресты, не оставляла сомнений – шлем этот некогда принадлежал рыцарю Тевтонского или Ливонского ордена. Застонав, Андрей повернулся, чтобы узреть последнюю часть чудовищного капища – и да, там действительно была голова опричника. Несмотря на то, что смерть и тлен уже исказили черты лица, на котором красовалась чёрная шапка на бобровом меху, Колычев сразу же узнал, кому она принадлежит. То была голова Панова.

Потрясённый, Андрей попытался встать; отчасти это удалось, видимо, отчаяние и гнев придавали ему сил, но всё-таки слабость была непреодолима. Он вновь потерял сознание.