– Перехотела,– ответила я, и вправду почувствовав, что тошнота почти прошла. От нервов наверное. Чертов Муромцев действует на меня, как ушат ледяной воды на инфарктника. Того и гляди пламенный мотор прекратит свой бег. Совсем не так как его сын, который вызывают у меня отвращение, почти сверхъестественное. Где – то на уровне тонких материй, необъяснимых и брезгливых. – Я не могу замуж через неделю, у меня есть одно неоконченное дело.
– Ты совсем идиотка? У меня есть контракт на твою душу и тушку. Я тут диктую условия. Или ты хочешь по – плохому? Марк меня предупредил, что ты непонятливая. Тогда попробую тебе объяснить свое право на тебя иначе, – приподнял бровь Роман, дохнув на меня запахом алкоголя и еще какой – то сладкой гадости. Черт, он что – то принял. Зрачки стали, как игольные ушки. Ухватил меня за запястье, слишком сильно. Как – то совершенно болезненно. Так что я не могла пошевелиться сейчас. Дернулась, пытаясь вырваться, словно муха в липкой путине. Тщетно. – Ты невеста моя. Моя, сама сказала, я слышал. Моему папе нельзя врать. Ты ведь послушной девочкой будешь? Слушай, я должен тебя попробовать. Должен же я знать на чем женюсь. Тестдрайв. Врешь ты все, что девственница, ведь так? Хотя, ты же страшная, жирная и нищая. Но за то, что ты сыграла роль правильно, я буду нежен.
– Пусти,– я задохнулась, когда сильное тело буквально вдавило меня в стену, содрогнулась от омерзения, почувствовав прикосновение к шее чужих губ. – Пожалуйста, пусти. Умоляю.
Глава 10
– А то что? – Роман ненавидел сейчас эту проклятую девку, строящую из себя неприступную снежную королеву, ненавидел ее жеманную мерзкую тетку, собаку уродливую ненавидел. Но больше всего он ненавидел отца, заставившего его чувствовать себя ущербным, неполноценным, беспомощным. В крови гудела ярость, которую ему нужно было срочно выплеснуть, чтобы не сойти с ума. И эта толстая дура, казавшаяся ему безответной и «жидкой» как раз пришлась кстати. Он упивался своей властью над ней. И она это видела. Чувствовала своим идиотским нутром. И ему нравилось ощущать себя богом, властным над судьбой этой чернавки.– Ну же, хрюша, ответь. Ты должна быть благодарна за то, что я вообще проявляю к тебе интерес. Обычно я игнорирую толстых страшилок в синих чулках.
–Я ношу только гольфы. С помпонами. И ты рискуешь встретиться своей мужской гордостью с моей ногой в треклятом гольфе, – скривила губы поганка. А они у нее даже красивые. Сочные, полные, очень аппетитные, и лопинка по центру верхней трогательная. Надо же, у нее есть голос. Хриплый голос, который пробивается даже сквозь пелену пьяного безумия. И она не боится, и уж совсем определенно не собирается преклоняться. Чертова кукла, совсем непохожая на привычных силиконовых баб. Чистенькая, гордая, заглядывающая прямо в душу мерзкими умными глазищами, в котором нет гребаного страха или жажды богатства. Проклятая сука. – А знаешь, мне тебя жаль. Да, представляешь, МНЕ жалко ТЕБЯ.
– Пошла вон,– прохрипел младший Муромцев, чувствуя, что теряет контроль над этой строптивой курицей и над собой. Он еще ей покажет, но потом придет его время. Сделал шаг назад, выпуская Машу из своего плена. Она посмотрела странно, без превосходства. Черт, она его действительно жалеет.
– Я продам квартиру и отдам долг. Мне не нравятся такие игры. И ты мне не нравишься.
– И останешься на улице со своей госпожой Беладонной и дрищеногой собачонкой? Ты точно круглая дура. Я тебе предлагаю стать снохой Муромцева, всего на каких то несколько месяцев, вместо того, чтобы начать бомжевать по теплотрассам. При разводе получить отступных, списать с себя ярмо долга, вместо удовольствия кормить вшей. И он принял тебя, что очень странно, кстати. До тебя тут сонм красивых баб прошел. А он решил, что ты достойна нашей семейки. Папуля всегда был с придурью. Не переживай, больше я к тебе не прикоснусь, даже спьяну. Мне противно. Ненавижу толстух в гольфах.
– Зачем все это? – тихо спросила «невеста». Глупая дура, ей же бежать надо, ломая пухлые ноги. Прямо сейчас. Но она словно муха лезет в паутину из которой наверняка не выберется.
Мария
– А мы вас заждались,– радостный голос Виктора Романовича эхом разнесся, выбив из меня остатки нервного куража. Роман наконец то выпустил мои пальцы из своей ладони, чему я несказанно обрадовалась. Тетушка промолчала, но я сразу поняла, что она хоть и пьяна изрядно, но напряжена. На моей памяти никто еще не мог привести Глашу в такое состояние. И Пубусик на ее коленях повизгивает не от удовольствия. Тетушка слишком активно гладит его, по всей видимости причиняя боль.
– То что вы решили абсолютно исключено, это недопустимо, – наконец каркнула Глафира. Мне стало страшно. Роман напрягся, что показалось мне очень плохим знаком. – Маша не останется в этом доме. Девице жить в компании двух мужчин, во грехе?