Мегаморф, или Возвращение Реликта

– Ну и видок у тебя, прямо дитё обиженное. Кстати, почему у тебя не растут волосы на щеках? Я не видела, чтобы ты брился.

Он простодушно пожал плечами:

– Мне не нравятся волосы на щеках, я умею останавливать их рост.

– Ах даже так? Здорово! Ну, что стоишь? Давай попробуем ещё раз.

Ясен с трудом спрятал обиду в сердце, заставил себя напрячь глубинные психофизические структуры, отвечающие за переход в состояние озарения.

Они попытались разбудить сторожевую систему когга ещё раз и ещё, пока не выдохлись окончательно. Огонёк в цепи управления аппарата так ни разу и не мигнул, словно его «мозг» был глух и нем либо не имел программы, дающей ему право отвечать.

– Чтоб ты в болото провалился! – с чувством проговорила Истома, проведя рукой по утомлённому лицу. – Он нас не видит и не слышит.

– Слышит, – тихо возразил Ясен, расстроенный не меньше спутницы. – Чего-то нам не хватает.

– Чего?

– Не знаю, какой-то знаковой малости. Я чую, инк когга прислушивается к нашему вызову и ждёт сигнала.

– Какого? Выстрела из карабина?

– Вряд ли.

Истома похлопала себя по карманам, вытащила недлинную трубочку с дырочками, ответила улыбкой на удивлённый взгляд спутника.

– Забыла, что у меня есть инструмент.

– Свирель? Это же свирель Пилипа! Как она у тебя оказалась?

– Твой слуга мне сам её подарил, – небрежно ответила девушка, заглядывая в трубочку. – До того, как нас догнал Кроули.

– Пилип не слуга.

– Какая разница.

– Пилип…

– Ой, ну что ты сразу? Он был жив, когда я побежала помочь тебе отбиться. А потом в меня выстрелили из парализатора, и больше я ничего не помню.

Ясен взял свирель, проглотил ком в горле.

– Поиграй, успокойся, – усмехнулась Истома. – Или ты не умеешь играть?

Он поднёс свирель к губам.

По сумрачному гроту пролетел нежный певучий звук. Он настолько не соответствовал обстановке, что Ясен невольно отнял трубочку, прислушиваясь к отголоскам эха, как к чьим-то голосам.

Истома тоже оглянулась, озадаченная эффектом.

– Ты слышал? Аж мороз по коже!

Ясен снова поднёс к губам свирель, наиграл мелодию одной из песен, которую пели дебряне по вечерам.

Ещё один звук вторгся в пространство грота, также не вполне уместный в данной ситуации: хрупкий стеклянный звон.

– Ой, я, кажется… – начала Истома.

Он прижал палец к губам.

Звон повторился. И тотчас же безукоризненно ровный бок когга изломила короткая судорога, и в нём протаяла овальная дыра люка.

– Ура! – взвизгнула геянка, бросаясь к ожившему аппарату. – Он нас услышал!

– Стоп! – ухватил он её за руку. – Первым туда пойду я.

– Это почему? – строптиво возразила она.

– Потому что должен быть порядок. У нас туда, где опасно, первыми идут мужчины.

– А у нас женщины, и что? С чего ты взял, что там опасно?

Не ввязываясь в спор, Ясен переложил карабин из правой руки в левую, примерился и точным движением впрыгнул в люк, располагавшийся в полутора метрах от пола грота.

Кто-то посмотрел на него внимательно.

– Привет, – пробормотал молодой человек, приняв обладателя взгляда за инка, контролирующего аппарат с помощью видеокамер. – Разреши войти?

В узком цилиндре тамбура вспыхнул неяркий белый свет. В его стенке беззвучно протаял вход в кабину.

Чувствуя стеснение, нетерпение и любопытство, Ясен шагнул вперёд.

Кабина когга была не очень большая – вытянутый полуэллипсоид длиной в четыре метра, шириной в два и высотой побольше полутора; Ясен вынужден был пригнуться.

Стены кабины обрели жемчужное мерцание, что придало им значительную глубину, словно они и в самом деле имели метровую толщину.

Всё пространство кабины занимали коконы кресел – шесть штук, одно из них было выдвинуто чуть вперёд. Оно, по-видимому, предназначалось пилоту.

Ясен хотел было сесть в него, но услышал крик Истомы и метнулся назад.

Девушка билась в руках двух рослых девиц, одетых в бликующие, как зеркало, обтягивающие фигуры комбинезоны. Третья держала под прицелом люк когга. Увидев Ясена, она поманила его пальцем.

Сердце ухнуло вниз.

Время остановилось…

Кто нам мешал, тот нам и поможет

Али напился вдрызг, и Кристофер впервые в жизни рассвирепел до такой степени, что готов был его разорвать.

– Мы решаем вопрос жизни и смерти! – глухо сказал он, стоя в палатке над потным телом сына. – Не хочешь участвовать в этом – убирайся ко всем чертям!

– Я н-не понима… – промычал пьяный, пытаясь привстать.

– Даю полчаса на приведение себя в порядок! – Кристофер едва удержался, чтобы не пнуть сына ногой, выбрался из палатки, брезгливо вытирая пальцы платком. Сказал молчаливому Файзулле: – Помоги ему.

Телохранитель полез в палатку.

Кроули посмотрел на близкую чёрную стену тартарианской террасы, заложил руки за спину и прошёлся по лагерю, успокаиваясь.