Мегрэ и виноторговец

— Просят лично вас, господин комиссар. Кажется, тот же голос, что утром.

— Соедините.

Некоторое время Мегрэ слышал только учащенное дыхание. Наконец, раздался взволнованный голос:

— Вы у телефона?

— Да.

— Я хочу еще раз повторить, что Шабю был гадина. Намотайте себе это хорошенько на ус.

— Минутку…

Но на другом конце провода трубку опять повесили.

— Может быть, это убийца, может, просто злой шутник. Он так быстро обрывает разговор, что я не успеваю разобраться… Как бы его разыскать? Вот если бы он сболтнул что-нибудь лишнее или допустил оплошность.

— Что он вам сказал?

— То же, что утром: Шабю был гадина.

Не один он так считает. Многие, в том числе и завсегдатаи салона госпожи Шабю, придерживаются того же мнения. Этот Шабю делал все, что от него зависело, чтобы вызвать антипатию, даже ненависть у своих конкурентов, служащих и любовниц.

Напрашивается вывод, что он их сознательно провоцировал. Но до прошлой среды его, кажется, никто не решался осадить. Неужели он никогда не получал пощечины, которой счел за благо не хвастаться? Неужели ни один ревнивец не заехал ему кулаком в лицо?

Нет, он держался нагло, был уверен в своих силах и позволял себе дразнить судьбу.

Однако же нашелся человек, по словам госпожи Бланш, это был мужчина, которому стало невтерпеж и который подстерег Шабю у выхода из дома свиданий на улице Фортюни. У этого человека были, видимо, особенно веские основания ненавидеть виноторговца: убивая, он ставил на карту свою свободу, если не саму жизнь.

Где искать убийцу? Среди знакомых убитого? Сведения, добытые Лапуэнтом, были не слишком обнадеживающими. За супружескую неверность убивают теперь все реже, особенно в определенной социальной среде. А не принадлежит ли преступник к персоналу конторы на набережной Шарантон? Или филиала на авеню Опера? Наконец, тот ли это, кто дважды звонил комиссару? И не потому ли он звонит, что хочет признанием облегчить душу?

— У тебя все?

— Еще Филипп Бордерель, театральный критик. Он был на генеральной репетиции в театре Мишодьер вместе со своей любовницей. Ну и последний — архитектор Труар. В среду он ужинал с известным застройщиком у Липпа.

Сколько было еще людей, не попавших в этот список, но имевших свои счеты с виноторговцем? Не пришлось бы вызывать для разговора с глазу на глаз десятки мужчин и женщин…

— Когда похороны? — спросил Лапуэнт.

— Не знаю. Когда я уходил от вдовы Шабю, она ждала агента из похоронного бюро. Тело собирались доставить вчера вечером. Не съездить ли нам туда?

Через несколько минут они катили по направлению к площади Вогезов. Входная дверь на втором этаже была открыта настежь, и уже на пороге они почувствовали смешанный запах восковых свечей и хризантем.

Оскар Шабю уже покоился в гробу, но он был еще открыт. Рядом с ним преклонила колени пожилая женщина. В трауре, чуть поодаль, в ногах покойного, лицо которого освещалось танцующим миганием свечей, стояла молодая пара.

Кто эта пожилая дама? Не мать ли мадам Шабю? А вот этой молодой паре здесь явно не по нутру. И верно: наскоро перекрестившись, мужчина вышел, увлекая за собой свою спутницу.

Опустив по обычаю стебелек самшита в сосуд со святой водой, Мегрэ осенил покойника крестным знаменем. Лапуэнт повторил его жест с важным, слегка комичным видом.

Даже в смерти грубое лицо Оскара Шабю производило внушительное впечатление — столько в нем было силы и, несмотря на грубость, известной привлекательности.

В коридоре они столкнулись с госпожой Шабю.

— Вы ко мне?

— Нет, пришли отдать последний долг покойному.

— Он словно живой, не правда ли? После вскрытия пришлось изрядно потрудиться над трупом. Оскар выглядит точно таким, каким был. Только глаза, к несчастью, закрыты.

Машинально она прошла вместе с ними до двери, и тут, у самого порога, Мегрэ сказал:

— Извините, сударыня, но я хотел бы задать вам еще один вопрос…

Она с любопытством взглянула на него:

— Пожалуйста.

— Действительно ли вы хотите, чтобы убийца Оскара Шабю был найден?

Такого вопроса она не ожидала и на мгновение растерялась.

— Почему, собственно, я должна хотеть, чтобы он оставался на свободе?

— Потому что если его поймают, начнется громкий процесс, о котором затрубят газеты, радио, телевидение. Будут опрошены многие служащие фирмы. Через суд пройдет длинная вереница свидетелей. Среди них, без сомнения, найдутся такие, в том числе и приятельницы вашего мужа, которые не станут скрывать правду…

— Не понимаю, что вы имеете в виду, — задумчиво произнесла Жанна Шабю. Она помедлила, как бы взвешивая все «за» и «против», и добавила: — Вы правы. Разразится большой скандал.

— Но вы не ответили на мой вопрос.

— Сказать по правде, мне это безразлично. Отомстить я не стремлюсь. Тот, кто убил, имел, видимо, на это веские основания, а может быть, и моральное право. Какая польза обществу, если его посадят за решетку на много лет, а то и на всю жизнь?

— Вправе ли я допустить, что, даже имея подозрения на кого-либо, вы предпочли бы не высказывать их?