Мегрэ и виноторговец

Переодеться в пижаму, халат и комнатные туфли — вот и все, на что он согласился. Попробовал читать газету, но никак не мог сосредоточиться. Мысли все время возвращались к Пигу, маленькому бухгалтеру, ставшему вором из-за попреков жены.

Где он сейчас? Есть ли у него хоть немного денег? Где и каким образом он их раздобыл?

Затем мысли комиссара перескочили на Шабю, высокомерного, презирающего всех и вся, испытывающего потребность внушать к себе неприязнь. Он нагло преуспевал, но от этого не становился менее уязвимым. Он был все таким же, как в те далекие времена, когда ему приходилось бегать от двери к двери в надежде получить заказ на ящик вина.

Мегрэ знал много подобных людей, срывающих зло на тех, кто от них зависел.

— Обед на столе!

Есть не хотелось, но Мегрэ все-таки пообедал. Глотать ему было трудновато. Неужели завтра у него сдаст голос?

Люди на набережной Орфевр уже, вероятно, стоят на постах, которые он указал. На совещании следовало, конечно, добавить: «Поставьте еще двоих напротив моего дома, на бульваре Ришар-Ленуар».

Помешал ложный стыд. Ребята могли подумать, что он боится. Мегрэ встал из-за стола и подошел к окну. Дождя не было, но дул довольно сильный восточный ветер, после которого обычно наступает похолодание. Двое влюбленных шли под руку, останавливаясь через каждые десять шагов, чтобы поцеловаться.

Полицейские с пелеринами на плечах спокойно объезжали на велосипедах свой участок. На противоположной стороне бульвара большинство окон было освещено, и за каждой занавеской можно было различить силуэты людей, иногда целую семью, сидящую за столом.

— Телевизор смотреть будешь?

— Нет.

Мегрэ ничего не хотелось, он только ворчал под нос, как делал это всегда во время гриппа, когда было не по себе или когда расследование затягивалось.

Он отказался лечь раньше обычного и снова стал просматривать газету. Через полчаса он опять подошел к окну, ища глазами человека, которого ему так хотелось увидеть.

На тротуаре не было ни души. Только одинокое такси проехало вниз по бульвару.

— Думаешь, он опять придет?

— Кто его знает…

— У тебя такой вид, словно ты чего-то ждешь.

— Я всегда чего-нибудь ожидаю. Например, звонка Лапуэнта.

— Он дежурит?

— До утра. К нему стекаются все сведения.

— Думаешь, этот человек начинает терять самообладание?

— Напротив, он сохраняет удивительное хладнокровие. Должно быть, не отдает себе отчета, в каком положении находится. Всю жизнь его унижали. Долгие годы ему приходилось склонять голову, а тут он вдруг почувствовал себя в какой-то степени самостоятельным. Вся полиция поставлена на ноги, охотится за ним и никак не может поймать. Это начинает походить на триумф. Он становится значительной фигурой.

— И станет еще значительнее, когда предстанет перед судом присяжных.

— Вот потому-то он и колеблется, не зная, как поступить — сдаться или продолжать играть с нами в кошки-мышки.

Мегрэ снова взялся за газету. Трубка не доставляла ему удовольствия, но он все же продолжал курить. Так сказать, из принципа. Он тоже не хотел сдаваться, не хотел поддаться гриппу, хотя веки у него покраснели и в висках ломило.

В половине шестого Мегрэ еще раз подошел к окну. На противоположном тротуаре стоял тот самый человек. Подняв голову, он не спускал глаз с квартиры комиссара…

Госпожа Мегрэ, сидевшая у стола, раскрыла рот, собираясь задать вопрос. Взгляд ее упал на широкую спину мужа, которая от неподвижности и напряжения казалась еще шире. В этой внезапной неподвижности было что-то таинственное, даже торжественное.

Мегрэ смотрел на незнакомца, не решаясь шелохнуться, словно боялся его спугнуть, а тот, в свою очередь, смотрел на комиссара. Сквозь муслиновые занавески он мог видеть только силуэт.

Однажды в Мен-Сюр-Луар, когда комиссар отдыхал, растянувшись в шезлонге, он вдруг заметил в глубине сада спустившуюся с платана белку.

Испуганный зверек замер, и Мегрэ почти мог поручиться, что видит, как под шелковистой шкуркой на груди бьется сердце. Потом белка осторожно продвинулась на несколько сантиметров и снова замерла.

Мегрэ едва осмеливался дышать, а маленькое рыжее животное, словно заколдованное, внимательно смотрело на человека, но все тело его оставалось напряженным, готовым к прыжку.

Этот эпизод припомнился Мегрэ, пока он внимательно разглядывал фигуру человека, стоявшего на противоположном тротуаре. Жильбер Пигу тоже был словно зачарован комиссаром, которого до этого, можно сказать, преследовал. Но, подобно белке, он готов был броситься наутек при малейшей тревоге. Одеваться и спускаться вниз было бесполезно. Все равно Мегрэ никого на тротуаре не нашел бы. Звонок по телефону на ближайший полицейский пост тоже ничего бы не дал.

Не подмывает ли маленького бухгалтера пересечь бульвар и войти в дом? Возможно. Ведь у него не только не было друга, но даже человека, которому бы он мог довериться.

Он выполнил то, что задумал: убил Оскара Шабю. Затем пустился бежать. Отчего? Конечно, подчиняясь рефлексу. Что он теперь собирался делать? Продолжать игру с полицией?