Мегрэ сердится

Не прошло и пяти минут, как собаки, вяло бродившие вокруг, закружились на месте и наконец, обессилев, упали на бок. Мегрэ стало не по себе.

— Сделано, шеф! Действовать дальше? Стоило еще немного повременить, дождаться, когда совсем стемнеет и погаснут все огни. Но Мимилю не терпелось.

— Сейчас взойдет луна, и тогда будет поздно. Мимиль уже размотал веревку и успел даже привязать ее к стволу молодого ясеня у края дороги, совсем близко от стены.

— Подождите, я спущусь первым!

Стена была немного выше трех метров, но гладкая, без единого выступа.

— Если только в этом чертовом саду не найдется лестницы, подняться здесь будет труднее… Да вон, глядите! На дорожке стоит тачка. Мы ее приставим к стене и тогда сможем взобраться.

Мимиль был оживлен и весел, словно снова очутился в родной стихии.

— Если бы мне сказали, что я когда-нибудь буду заниматься таким делом вдвоем с вами…

Он подошел к старой псарне, одноэтажному кирпичному зданию с цементированным двориком, огороженным решеткой.

— Фонаря не понадобится, — прошептал Мимиль, нащупывая замок.

Дверь уже была открыта, и в нос ударило затхлой соломой.

— Закройте дверь! А знаете, мне кажется, там никого нет.

Мегрэ зажег электрический фонарик, но они ничего не увидели, кроме старого конюшенного валька «Валек — деревянная или железная палка для прикрепления постромок к экипажу.», позеленевшей сбруи на краю, валявшегося на земле хлыста да еще кучи гнилой соломы, перемешанной с сеном и пылью.

— Это внизу, — сказал Мегрэ. — Здесь должен быть люк или какая-нибудь дверца.

Стоило им пошевелить солому, и они действительно обнаружили тяжелый люк, окованный железом. Люк был закрыт только на засов, и у Мегрэ сжалось сердце, когда он медленно отодвинул его.

— Чего вы ждете? — прошептал Мимиль. Уже многие годы Мегрэ не испытывал такого волнения.

— Может, мне открыть?

Но Мегрэ, ни слова не говоря, сам поднял крышку. В погребе не слышно было ни звука, но все-таки им показалось, что там кто-то есть.

Фонарик внезапно осветил разверзшийся под ними мрак, белесые лучи скользнули по чьему-то лицу, и в темноте метнулась чья-то тень.

— Спокойно! — произнес Мегрэ вполголоса. Он попытался направить свой фонарик на узника, перебегавшего, как загнанный зверек, от стены к стене, и монотонно повторял:

— Не бойтесь, я ваш друг… Не бойтесь, я ваш друг…

— Мне спускаться? — спросил Мимиль. Из подвала раздался голос:

— Только попробуйте ко мне прикоснуться.

— Успокойтесь! Никто вас не тронет.

Мегрэ говорил — говорил, словно в бреду, или, скорее, как говорят, когда нужно успокоить ребенка, которого во сне мучили кошмары. И вся эта сцена действительно походила на кошмар.

— Успокойтесь! Сейчас мы вас выпустим отсюда.

— А если я не хочу выходить? Истерический, пронзительный голос ребенка, которого мучают галлюцинации.

— Ну так что же, спускаться? — повторил Мимиль, торопясь довести дело до конца.

— Послушайте, Жорж Анри! Я ваш друг. Мне все известно…

И эти слова оказались ключиком из волшебной сказки. Мальчик стал спокойнее. Несколько секунд прошли в молчании, потом Жорж Анри произнес изменившимся, но все еще недоверчивым голосом:

— Что же вы знаете?

— Сначала надо выйти отсюда, малыш. Клянусь, вам совершенно нечего бояться.

— Где мой отец? Что вы с ним сделали?

— Ваш отец у себя в комнате и, конечно, давно спит.

— Не правда!

В голосе мальчика слышалась горечь. Его обманывают. Он был почти уверен, что его и сейчас обманывают, как обманывали всегда. Его голос выдавал эту навязчивую мысль, и Мегрэ уже начал сердиться.

— Ваша бабушка мне все рассказала.

— Не правда!

— Это она приехала за мной и…

И тут голос мальчика превратился в крик:

— Она ничего не знает! Только я!..

— Тихо! Доверьтесь мне, Жорж Анри. Пойдемте, Когда вы отсюда выйдете, мы сможем поговорить спокойно.

Удастся ли его убедить? Если нет, придется спуститься вниз, действовать грубо, применить физическую силу. Вовсе не исключено, что он начнет отбиваться, будет касаться, царапаться, как молодой разъяренный зверь.

— Так мне спускаться или нет? — еще раз повторил Мимиль, уже не так спокойно, как прежде, и со прахом поглядывая на дверь.

— Послушайте, Жорж Анри, я из полиции.

— Какое мне дело до полиции! Я презираю полицию! Я ненавижу…

Он вдруг осекся. Его осенила какая-то мысль, и он заговорил уже другим тоном:

— Кстати, будь вы действительно из полиции, вы бы… — И вдруг снова завопил:

— Оставьте меня! Оставьте меня в покое! Уйдите отсюда прочь! Вы лжете! Вы сами прекрасно знаете, что это ложь! Подите и скажите моему отцу…

В эту минуту дверь неслышно открылась, и чей-то голос отчетливо произнес:

— Простите, что помешал вам, господа…

Лампа Мегрэ осветила Эрнеста Малика с револьвером в руках, стоявшего у двери с невозмутимым видом.

— Я думаю, мой бедный Жюль, что имею право убить тебя, равно как и твоего сообщника.

Слышно было, как там, внизу, у мальчика от страха стучат зубы.

Глава шестая Мимиль и его пленник

Не выразив ни малейшего удивления, Мегрэ медленно повернулся к вошедшему и сделал вид, что не заметил направленного на него револьвера.