Мегрэ в меблированных комнатах

Мегрэ снова закрыл глаза, поудобнее улегся и тут же вдруг почувствовал, что голову и затылок ему обдает холодным воздухом.

Пришлось подняться, чтобы закрыть окно. Человек из дома напротив еще не спал. За шторой было видно, как он ходит взад и вперед по комнате, и Мегрэ удивился, почему он так мечется. Может быть, это актер, репетирующий свою роль? Или он просто спорит с кем-то, сидящим в той части комнаты, которую не видно?

Он заметил еще одно освещенное окно, совсем наверху, в мансарде того же дома.

Мегрэ спал, по всей вероятности спал, но беспокойным сном, ни на минуту не забывая ни о том, где он находится, ни о своих задачах, которые теперь, напротив, казались ему преувеличенно сложными.

Во сне ему чудилось, что он занимается делом почти государственной важности, даже более того, вопросом жизни и смерти. Малейшие детали разбухали до невиданных размеров, как в сознании пьяного. Он чувствовал себя в ответе не только перед Жанвье, но и перед его женой, которая ждала ребенка и выглядела такой замученной. Ведь она смотрела на него так, словно хотела сказать, что вручает ему свою судьбу и судьбу малыша, который должен появиться на свет. Да и мадам Мегрэ не было рядом. Из-за этого он, Бог знает почему, особенно чувствовал себя виноватым.

Мучила жажда. Время от времени изжога становилась сильнее, и он сознавал, что стонет. Вероятно, он старался делать это потише, чтобы не разбудить соседей, особенно младенца Лотаров, который к тому времени уже уснул.

И в то же время Мегрэ сознавал, что ему не следовало бы спать. Он находится здесь, чтобы наблюдать за домом. Его долг — прислушиваться к звукам, следить за теми, кто приходит и уходит.

По улице проехало такси, словно оскорбляя тишину своим шумом. Остановилось. Хлопнула дверца. Но это было в верхней части улицы, домов за десять от него.

Мадемуазель Изабелла ворочалась в своей постели, видимо изнемогая от духоты. Сафты, жильцы из соседнего номера, тихо спали на своей узкой кровати.

Мегрэ видел эту кровать и недоумевал, как им удается умещаться на ней вдвоем.

Потом он вдруг обнаружил, что сидит и прислушивается. Ему послышался какой-то странный шум, вероятнее всего звон разбитого фарфора или фаянса.

Он подождал, сидя неподвижно, затаив дыхание, и снова услышал шум, доносившийся с первого этажа.

На этот раз хлопнула дверца шкафа.

Он зажег спичку и посмотрел на часы. Было половина третьего.

Мегрэ босиком, осторожно направился к двери, приоткрыл ее и, убедившись, что в доме кто-то ходит, надел брюки и выскользнул на площадку.

Не успел он спуститься до второго этажа, как под его ногами заскрипела ступенька. Видимо, она скрипела всегда. В каждом доме существует по крайней мере одна ступенька, которая всегда скрипит. Он мог поклясться, что за мгновение до этого видел в коридоре слабый свет, просачивавшийся из-под дверей комнаты.

Тогда он стал спускаться быстрее и, очутившись на первом этаже, нашел ощупью ручку кухонной двери.

На пол упала чашка и разбилась.

Он повернул выключатель.

Перед ним стояла мадемуазель Клеман в ночной рубашке. Сначала на ее испуганном лице нельзя было прочесть ничего определенного, и вдруг, когда он меньше всего этого ожидал, она разразилась своим горловым смехом, от которого прыгал ее огромный бюст.

— Вы меня напугали! — воскликнула она. — Боже мой, как я испугалась.

На плите горел газ, в кухне пахло свежесваренным кофе. На столе, покрытом клеенкой, лежал огромный сандвич с ветчиной.

— Я так испугалась, услышав шаги, что тут же погасила свет. А когда поняла, что кто-то направляется сюда, от страха уронила чашку…

Хоть она и была очень грузная, но под рубашкой угадывалось еще молодое и привлекательное тело.

— Вы тоже проголодались?

Он спросил, не зная, куда девать глаза:

— А вы встали, чтобы поесть?

Она снова засмеялась, но быстро смолкла и чуть покраснела.

— Это бывает со мной почти каждую ночь. Я прекрасно понимаю, что мне не следовало бы так много есть, но это сильнее меня. Я как тот французский король, которому на ночной столик всегда ставили цыпленка.

Она достала из шкафа другую чашку:

— Хотите кофе?

Он не осмелился спросить, нет ли у нее, случайно, пива, а она, не дождавшись ответа, сама налила ему кофе.

— Лучше мне, пожалуй, пойти надеть халат… А то, если нас тут застанут…

Получалось действительно забавно. Мегрэ сидел без пиджака, с растрепанными волосами, на спине болтались подтяжки.

— Выпьете еще чашечку?

Она ушла к себе в комнату, но почти сразу же вернулась, и он заметил, что помада на ее губах немного стерлась и форма рта от этого совсем изменилась.

— Съедите чего-нибудь?

Есть ему не хотелось. Только мучила жажда.

— Садитесь…

Она погасила газ. От налитого в чашечки кофе шел пар. Сандвич на тарелке был золотистый, хрустящий.

— Это я разбудила вас, месье Мегрэ?

— Нет, я не спал.

— Я-то, в общем, не трусиха. Часто даже забываю закрыть дверь на ключ. Но после того, что случилось вчера вечером, я уже не чувствую себя так уверенно…

Она принялась за сандвич. Он выпил глоток кофе.