Механическая птица

— Ничего плохого не случилось, — сказала она, убирая птицу в карман. — Итак, теперь вы понимаете, почему моя работа никому не угрожает. Скажите: стоит ли предлагать этим магам то, чего они втайне желают? И перестанут ли они тогда мучить мою дочь?

— Ни лорды-торговцы, ни тайная полиция не позволят этого, — заметил Алтарист. — Но также они не потерпят убийство ребенка. И не допустят, чтобы кто-то шантажировал нас, желая получить то, что мы не хотим продавать.

— Простите меня, кредаро, — начала Нифения. — Не обижайтесь, но неужели ваше правительство и впрямь развяжет войну из-за убийства одной девушки?

Оба изобретателя замолчали, словно вопрос Нифении направил их мысли в иное русло. К каким-то политическим делам, о которых мы ничего не знали.

— Мой муж прав, — наконец сказала Джануча. — Наш народ — торговцы, а не солдаты. Но также мы матери и отцы. — Она помрачнела. — В тот миг, когда моя дочь умрет, Гитабрия начнет войну.

Глава 28

ИЗУКРАШЕННАЯ КАРТА

Ладно. Это не так уж сложно. Компания магов-заговорщиков, сидевших за тысячу километров отсюда, медленно убивала Крессию. Мне всего-то и надо — найти их, убить и сломать ониксовый браслет, контролирующий обсидианового червя. Ах да! И желательно сделать это до того, как девушка погибнет и две страны начнут воевать.

Легче легкого. У тебя все получится.

Нет, не получится. И где, черт возьми, Фериус?

Я искал наставницу больше часа и наконец обнаружил на каменной веранде с видом на ущелье. Она стояла спиной ко мне. В руке тонкая кисть. На плече — Рейчис. Фериус смотрела на мольберт.

— Ты рисуешь? — недоверчиво спросил я. Никто из парочки не удостоил меня взглядом.

— Тс-с, — прошипел Рейчис. — Мы заняты.

Тут можно в полной мере ощутить, что я хорошенько вляпался. Если даже тот факт, что меня затыкает белкокот, — не самое плохое, что сегодня произошло.

Я проигнорировал Рейчиса и обратился к Фериус.

— Я не могу удалить обсидианового червя из глаза Крессии, — сообщил я ей. — Тот, кто контролирует его, угрожает…

— Дай-ка угадаю, — перебила она. — Те маги джен-теп сделают с девушкой ужасные вещи, если ты не сделаешь столь же ужасные вещи с изобретательницей. А тем временем лорды Гитабрии придумывают способы еще больше усугубить ситуацию.

Вот что я ненавижу в Фериус Перфекс. Сперва она съедает тебе мозг, рассказывая, что надо быть добрее к другим людям. А потом делает вид, что эти самые люди вообще ничего не значат.

Фериус опустила кисть в баночку с краской.

— Ты просил Сюзи найти этих магов?

— Она не может. Черные нити появляются, только когда червь активен. Едва ли Крессия переживет еще одну атаку.

— Угу. А гитабрийцы тогда объявят войну. — Фериус вздохнула, не прекращая малевать кистью. — Иногда мне кажется, что мир полон решимости уничтожить себя. Мне назло.

— Что мы будем делать?

Я подошел к мольберту, желая узнать, что же такое может быть важнее убийства и войны. Рейчис посмотрел на меня так, будто это его работу я так нагло прервал. Фериус нанесла на поверхность игральной карты еще несколько мазков.

Карта была прикреплена к мольберту небольшими деревянными прищепками. Из-за спины Фериус я не мог разглядеть ее целиком, но видел кайму по краям, переливающуюся богатыми оттенками синего — от насыщенной лазури до индиго. Эффект был почти гипнотическим.

Сделав еще несколько мазков, Фериус отложила кисть и вытащила из кармана другую. Эта была еще меньше, размером с зубочистку, с крохотными щетинками из коротко обрезанного конского волоса.

Она подошла к плоским каменным перилам веранды, где выстроились оставшиеся баночки с краской, и открыла черную. Рейчису пришлось немного поерзать, чтобы не свалиться с плеча.

Обмакнув крошку-кисть в банку, Фериус повернулась к мольберту. Ее мазки были стремительными, краска поблескивала на нижнем крае карты, когда аргоси выводила слова, но я не мог четко из разглядеть.

— Зачем ты рисуешь новый дискорданс? — спросил я.

— Моя чуйка подсказывает, что маленькая металлическая птица — не самая главная опасность.

Она сделала шаг назад, рассматривая свою работу.

— Ну, так… Вчерне и на скорую руку, но мама всегда говорила, что тщеславие — это цепь, которая ограничивает правду иллюзией.

Я так и эдак повертел в голове эту мысль. Раньше я не задумывался, что и у Фериус есть мать.

— Покажи мне, — сказал я.

Она отодвинулась в сторону, демонстрируя карту, — и у меня перехватило дыхание. Линии были плавными, текучими, невероятно изящными. Нарисованная на карте фигура не казалась красивой, но техника исполнения неизменно притягивала внимание. Тонко выписанные инструменты, тени и полутени, небо на заднем плане, переливающееся оттенками золотого и розового… Даже одежда казалась настоящей. Текстура ткани была выписана с большим искусством. Все было четко видно до мельчайших деталей — до медных пуговиц и латунной пряжки на поясе.

Название карты гласило: «Творец».

— Ты думаешь, дискорданс — это сама Джануча?

Фериус кивнула, все еще придирчиво созерцая свою работу.

— И это ты называешь «вчерне и на скорою руку»?

— Что, так плохо? Я могла бы начать заново, но…