Механический мир

У твари не было головы! Вместо неё между непропорционально широкими плечами выпячивался приплюснутый бугор, покрытый чем-то вроде роговой чешуи, а посредине кошмарным барельефом проступало лицо с приплюснутым носом и белками, ярко выделяющимися на эбеново-чёрном фоне, лицо африканского негра!

Человек-геккон в два прыжка догнал монаха в горящей хламиде, сбил его с ног, и тут русский на соседней крыше выстрелил. Пуля угодила человеку-геккону туда, где у обычного человека находится диафрагма, но ни отверстия, ни брызг крови Юбер не заметил. Тварь качнулась назад, но устояла. Канадец вскинул карабин и выстрелил пять раз подряд: никакого результата, пули «Спенсера» не причиняли кошмарному существу вреда! Попадания его только разозлили — тварь взревела и повернулась к стрелку всем телом, словно кабан, чьи шейные позвонки от природы срослись между собой, лишив шею подвижности.

Русский бросил «Мартини-Генри» и выхватил из кобуры пистолет. Юбер едва успел удивиться — зачем, ведь даже винтовочные пули не способны пробить роговую броню? — и тут русский выстрелил. Тварь взвыла, и качнулась назад. Из отверстия в чешуе, прикрывающей плечо, толчком выплеснулась — нет, не кровь, а зеленая маслянистая жидкость вперемешку со струйками смрадного пара. Тварь согнулась, так что, стал виден заплечный ранец, утыканный коленчатыми медными трубами. Юбер поймал в прицел чёрную физиономию — уж её-то пуля возьмёт непременно! Спуск вхолостую щёлкнул, магазин пуст!

Казак возник на крыше, как чёртик из табакерки — в зубах он сжимал длинный нож. Замер, дождался, когда тварь поравняется с ним, и прыгнул с карниза ей на плечи. Ноги сомкнулись вокруг бугра, заменяющего гадине голову и, прежде чем та успела вскинуть руки, взмахнул рукой.

* * *

…в руке Курбатова сверкнула сталь, и лезвие пластунского ножа вошло между вывороченными, красными губами. Раздался пронзительный вой, переходящий в тошнотворное бульканье. Тварь повалилась на спину, едва не придавив «седока», но тот в последний момент спрыгнул и покатился, уклоняясь от рук, судорожно молотящих по мостовой. Тело монстра сотрясали конвульсии, изо рта, откуда торчала рукоять ножа, фонтаном била красная человеческая, кровь — стекала на грудь и смешивалась с зелёной жижей, сочащейся из простреленного плеча. И запах: знакомая вонь питательной смеси, исходящая от шагохода-маршьёра. Показалось? Жидкость, которую он обнаружил возле реки, пахла так же. А ещё — струйки пара из ранца на спине человека-геккона…

Курбатов вскочил на ноги, выдернул из-за пояса «Смит-Вессон» и, осторожно приблизился к бьющейся в агонии твари. Выждал момент, нырнул под взмах четырёхпалой руки, вспрыгнул на грудь, сунул ствол прямо в лицо и выстрелил. Человек-геккон изогнулся, словно в эпилептическом припадке, раз, другой — и замер. Курбатов сплюнул, ухватился за рукоять ножа и с видимым усилием вырвал его изо рта — тварь в предсмертной судороге стиснула сталь зубами.

Николай огляделся. Переулок был пуст, лишь в дальнем конце мелькали шафрановые одеяния монахов. Юбер стоял возле поверженной твари и пытался ножом вскрыть медную крышку ранца. Пальцами другой руки он зажимал нос — вонь здесь была невыносимой. Николай крикнул — «За мной!» — и побежал, на ходу втискивая патрон в казённик винтовки. Курбатов вытер нож о штанину и кинулся вслед. За ним последовал и Юбер.

На второй труп они наткнулись сразу за углом. Человек-геккон лежал на спине, весь обугленный и закопченный. В роговой чешуе на груди застряло лезвие китайской алебарды «гуань дао» с обломанным древком. Владелец оружия был тут же, и в таком же неприглядном виде — похоже, обоих в разгар схватки накрыло горящим полотнищем дирижабля. Вокруг валялось ещё с полдюжины трупов в монашеских хламидах, переломанные, смятые — будто куклы из папье-маше, которые кто-то неистово топтал каблуками. На мостовой догорали обрывки оболочки. Соседние дома уже пылали, и Николай, закрыв рукавом лицо, перешагнул через мертвого монстра, прорвался через завесу дыма и искр — и оказался на площадке, у края обрыва.

Здесь творилось сущее столпотворение. Толпа монахов, ощетинившаяся копьями, алебардами и кривыми мечами, наседала на человека-геккона, отмахивавшегося длинным шестом. Приглядевшись, Николай узнал в орудии обломок несущей фермы дирижабля.

За спиной твари, возле нависающего над краем обрыва подъемника, возился человек в монашеском одеянии, и чудище не подпускало к нему монахов, упрямо лезущих под удары импровизированного шеста. Неизвестный не обращал на разгоревшуюся в двух шагах от него схватку никакого внимания. Он прицепил к балке подъёмника толстый жгут и стал прикреплять к своему поясу ведущие от жгута верёвки.

Николай замер. Что-то это ему напоминало — что-то решительно здесь неуместное…

Странный монах закончил возиться со жгутом и наклонился к подъемнику. В руках у него мелькнул язычок пламени.

«Ну конечно! Опыты по спасению наблюдателя с подбитого аэростата, которые проводились в Гатчинском воздухоплавательном парке! А жгут, свисающий с подъёмника — это же…»