Вот только, прибыв на место, отряд медиков и два десятка вооруженных до зубов солдат застали удивительную картину. Круглый кусок пола, проломивший собой перекрытия и этажи, развалился на несколько крупных кусков, сквозь щели в которых торчали укреплявшие стены стальные штыри, в воздухе висело целое море пыли, нельзя было сделать и шага чтобы не наступить на обломок чего-то очень дорогого, однако среди недавних заложников не было ни одного погибшего или хотя бы серьезно травмированного. Самые опасные повреждения, которые полевые врачи смогли обнаружить — это вывихи, ушибы и порезы, один молодой аристократ сломал ногу, но на этом все. С учетом того что в толпе гостей были пожилые люди, некоторым из которых было за восемьдесят, это нельзя было назвать иначе как чудом.
Или… магией.
Медицинской группе естественно сообщили что штурму поместья и положению заложников сильно поспособствовал некто, работающий изнутри особняка. Некто, обладающий достаточно мощной магией и организовавший спасительную для гостей операцию. Вот только количество энергии и точность манипуляции ею, чтобы оградить от травм три с половиной сотни человек разом за те мгновения, что они падали через этажи… подобное слабо укладывалось в головы как докторов, так и охранявших их все это время солдат.
23:07
Конечно, в решающий момент Лаза и Айны не было под рухнувшим каменным блином. Однако далеко от эпицентра происходящего они не ушли. Во-первых, потому что на близкой дистанции намного проще управлять магией, а во-вторых, потому что после произошедшего Лаз уже не был способен никуда идти.
Из его носа и ушей тонкими струйками текла кровь, склера глаз стала полностью красной из-за полопавшихся сосудов, а во всем теле не осталось ни единой крупицы силы чтобы хотя бы стоять на ногах. Количество вычислений, произведенное его мозгом меньше чем за секунду и нагрузка на тело, вызванная одномоментным выбросом такого огромного объема энергии выжали его досуха, как физически так и психологически. И это при том что даже несмотря на не боевое назначение этой формы Зверя, тело Леопольда Карлсонского было крепче обычного в пару раз. Если бы на его месте был нормальный человек, не находящийся в трансформации, его ждал бы как минимум обморок, а как максимум сердечный приступ от перенапряжения.
Сознания Лаз не лишился, однако в первые пару минут после обрушения очень об этом сожалел. Самая лютая мигрень, когда-либо его терзавшая, не шла ни в какое сравнение с тем, как его организм сейчас отплачивал ему за такое неблагодарное обращение. Однако он все-таки успел. Три сотни человек, падающие сквозь рушащиеся этажи, и каждому Лаз уделил небольшую толику своего внимания. Там отвести в сторону руку, не дав ей напороться на арматуру, тут поддержать слишком резко дернувшуюся назад голову, здесь сдвинуть чуть-чуть вбок тучное тело какого-то дворянина, чтобы он при падении не расплющил своим задом хрупкую бабушку.
По предварительным подсчетам, если бы не его вмешательство, из трех сотен человек мгновенно погибли бы минимум двадцать, а еще около восьми десятков получили бы критические повреждения. Просто выпавших из окна третьего этажа часто ждет летальный исход, а когда вокруг происходит такое…
И никто из этих трехсот сорока трех человек не узнает, кто на самом деле их спас. У Лаза, пока он разбирался со стенами двух этажей, было время подумать и над этим. Ему ни в коем случае нельзя раскрывать свои личность, ни вымышленную, ни тем более реальную. Да, была вероятность, что, прознав про его подвиг, спасший столько влиятельных лиц из множества стран, правительства этих стран проникнутся к нему симпатией. Вот только эта вероятность была столь мала, что можно было даже не начинать об этом думать.
Да даже спаси он не этих людей, а самих королей и императоров, заседающих сейчас во дворце Лотоса, итог вряд ли изменился бы. Благодарность-благодарностью, долг-долгом, однако он в любом случае так и останется угрозой для них. Покусавшего кого-то пса усыпляют даже если он после этого начинает носить хозяину тапочки и газеты. Потому что страх всегда был сильнее доброты и чести. Может кто-то из правителей Люпса и проникнется к нему искренней симпатией, вот только глупо надеяться, что таких будет много и тем более что таких будет большинство. Ему могут вынести благодарность, могут убрать из списков разыскиваемых, могут чествовать и хвалить, а потом однажды, как и говорил Савойн, пырнуть сзади ножом в сердце или подсыпать яд в поднятый за здравие бокал. Лаз больше не строил глупых иллюзий: он зверь, которого каждый в этом мире хочет загнать и пристрелить, и какими бы гнусными и подлыми не были способы, ими воспользуются, если это принесет пользу.