Лани с Сарифом сегодня оказались разлучены, девушка, так почти и не видевшая брата после его возвращения, привязалась к Лазу хвостиком и ходила за ним целый день, давая побыть в одиночестве только в ванной. В обычное же время они с Эльфом были почти неразлучны, с учетом того что у обоих было одно сродство к стихиям и оба выбрали примерно одинаковое направления развития магии, парочка была вместе чуть ли не двадцать четыре часа в сутки. После того как Сариф так долго не решался признаться Лани в своих чувствах, они, казалось, старались наверстать все упущенное время как можно раньше. Правда, что было особенно забавно с учетом их предельной близости, Эльф оставался все таким же нерешительным в любовных вопросах, каким был пять лет назад, уже дежурной стала шутка что предложение в их паре будет делать Лани, как и то что именно она будет мужиком в семье. Хотя, надо все-таки отметить, что подобную робость Сариф сохранил исключительно по отношению к своей любимой, в обычной жизни он уже давно стал очень ответственным и мужественным молодым человеком.
И, наконец, последний из этой странной разношерстной компании, Лазарис Морфей, сейчас оглушительно свистевший в два пальца из-за слишком долгого отсутствия оратора на трибуне, как и многие другие выпускники вокруг. Два последних года научили его тому, что далеко не всегда нужно быть, а тем более казаться серьезным. До сих пор его любимым времяпровождением было тихое сидение в любимом кресле и наблюдение за происходящим вокруг, однако Лаз понял, что это далеко не все. Так что сейчас он просто отпустил всю свою серьезность и просто искренне смеялся, слушая как Малютка, встав Варвару на плечи, с предельно серьезной мордашкой кричит: «Мы ведь можем просто взять и уйти…!»
Футляр с доспехом, ставший залогом его победы над Савойном, Лаз оставил в комнате, сейчас он был ни к чему. Совершенно также ни к чему были мысли о полутора месяцах, проведенных в нон-стоп лекциях по магии зачарования для самых серьезных ученых и сильнейших магов, доводивших даже его улучшенное во много раз тело до истощения, как физического так и морального. О ставших рутиной визитах к королю Гатису, который после получения отчета аналитиков о вероятных перспективах использования артефактов, начал относиться к парню как к несущей даже не золотые, а сразу алмазные яйца гусыне. Как и о том что за все время с возвращения Лаз побывал дома от силы раза три-четыре, да и то кроме первого раза все было в страшной спешке и за воротами всегда ждал правительственный экипаж. Сейчас он отдыхал. Сейчас и потом еще минимум неделю, потому что основные вещи о магии зачарования услышали все кто должен был и парню предоставили-таки небольшой отпуск. В какой-то степени, как бы плохо это не звучало, но Лаз пару раз уже подумывал о том, что неплохо было бы этой войне начаться пораньше, может быть тогда ему дадут отдохнуть.
Наконец, под общий смех и улюлюканье, на высокой эстраде показались первые взрослые. Выпуск, естественно, был общим, так что преподавателей было также довольно много. Разные факультеты, разные дисциплины, многие из которых вел не один человек… когда человек попадал на территорию Дома Магии впервые, обычно на глаза попадались только студенты, однако сейчас на специально подготовленном возвышении свои места занимали более сотни человек и это был далеко не полный преподавательский состав. Учителя улыбались, со многими студентами за прошедшие пять лет у них сложились довольно дружеские отношения, так что на свист никто даже не думал обижаться. Тем более что он стих сразу после появления первого преподавателя.
Последним, конечно же, на сцене появился Савойн Листер, ректор Дома Магии, второй (неофициально уже третий) по силе человек в стране, создатель погодной магии, хитрый лис и прочая и прочая, титулы старого мага можно было перечислять очень долго. Правда, сейчас он был официальным лицом только процентов на тридцать. На меньшее он уже не мог пойти в силу своей должности. Однако на остальные семьдесят Савойн постарался стать просто гордящимся своими учениками стариком.
Надо сказать, что последние пять лет сильно изменили и его тоже, причем в основном за эти перемены следует благодарить все того же Лаза. Ректор Дома Магии, когда-то уже решившийся убить ребенка ради высшей цели, с тех пор сильно изменился. Савойн, как и сказала когда-то про него Иния, его внучка, никогда не забывал о своих долгах. И муки совести за едва не свершившийся страшный план преследовали его куда сильнее чем потерявшего руку Базила Бадиса. Старый маг дал себе клятву что больше никогда не позволит себе даже думать о чем-то подобном и только после этого ему прекратили сниться кошмары. А последующий побег Лаза и его прощальное письмо натолкнули ректора на мысли о его собственной семье, из которой регулярно он виделся лишь с внучкой, да и то по большей части из-за ее магического потенциала, а не из-за родства.