И это странное стечение обстоятельств привело к тому, что за неделю до дня рожденья его мамы и через две недели после появления в его жизни нового друга, Лазарис сидел на балконе дома, наблюдая за медленно уходящим за горизонт солнцем, а клетка с Принцессой стояла рядом, на широких перилах. Сам мальчик был укутан с шеи и до пят в плед: на улице все еще было достаточно морозно, а его тело оставалось очень слабым и болезненным, клетку же слуги накинули толстую ткань. Тишина нарушалась лишь едва уловимым журчанием далекого ручья, маленький человек и раненая птица прекрасно понимали друг друга и без слов.
Лаз, конечно, решил спасти и выходить птицу не из-за его красивого оперения, и, честно сказать, даже не из чувства милосердия. Просто, как бы заезжено это не звучало, он увидел в этом ястребе себя: один в чужом недружелюбном мире, способный на нечто особенное, но лишенный возможности.
Он так крепко упирался, так сражался с собой, раз за разом терпя боль, только чтобы чуть меньше зависеть от других, было понятно, что это не может просто уходить в пустоту. Только в глупых фильмах и книжках герои продолжают преодолевать трудности раз за разом с улыбкой на лице. Живой человек не в силах нести такой груз в одиночку постоянно. А разделить с кем-то свою ношу Лаз не мог и не хотел. Потому он уже давно перестал считать, сколько раз тихо плакал в подушку, давя полыхающее в теле пламя, сколько раз улыбался маме сквозь сжатые зубы, сколько раз останавливал руку с ножницами в сантиметре от собственного глаза. Это был бой не столько с болезнью, сколько с самим собой и Принцесса, безмолвная и всегда готовая выслушать, стала для мальчика настоящей отдушиной.
Он говорил с ней обо всем, часто не замечая, как бегут по щекам соленые капли, истерически хихикая, переходил на русский, английский, греческий… жаловался на судьбу, а потом, просунув тонкую руку сквозь прутья решетки, аккуратно гладил чернильно-черные перья, чувствуя, как растворяются во вселенной напряжение и боль, копившиеся пять долгих лет.
И в тот раз, наблюдая за тем, как играет огонь заката на изящных изгибах птичьего тела, Лаз понял, как-то вдруг и сразу, что именно подарит маме на день рождения.
Он сделает крылья.
— А кто послал птицу? Для чего это?
— Это не я…
— Я ни при чем, Хозяин!
— Нет-нет-нет.
— …
— Не моих рук дело.
— Нет.
— Как и все.
— Странно. Не может же быть, что это произошло само собой… может быть светлые? Но с какой целью?
— Это был красивый ход. У кого остались силы послать мальчику птицу?
— Это были не мы…
— Тогда кто? Неужели темные? Но зачем им это?
— Айниталия, что вы тут делаете? Вам нельзя выходить одной из комнаты!
— Птицка!
— ? На территорию дворца залетела птица? Странно… а это точно была обычная птица?
— Птицка-птицка.
— Я вам верю. Может кто-то на посту прозевал… а какого она была цвета?
— Беляя!
— Белая? Чайка?
— Неть.
— Не чайка… А кто же тогда?
Глава 13
Глава 13.
Конечно, сказать было куда проще, чем сделать. Грандиозную мысль пришлось отложить до лучших времен, оставив для реальности лишь идею и капельку фантазии. Однако даже так, эту неделю Лаз с Дамией почти не вылезали из лаборатории. И все это время бывший армейский офицер находилась в состоянии перманентного шока: сколько она была знакома с этим мальчиком, и все равно продолжала поражаться тем идеям, что витали в маленькой голове. Он не рисовал схем, не разрабатывал чертежей, да и за весь технический процесс отвечала Дамия. Вот только женщина не могла не признать: занимайся она тем же самым одна — не добилась бы и половины того, чего они достигли вдвоем.
Словно его взгляд на мир полностью отличался от привычного ей, словно он смотрел на те же вещи под абсолютно иным углом, странным и в то же время поразительно точным. Там, где она заходила в тупик и уже была готова начать все сначала, Лаз умудрялся разглядеть кончик клубка и они благополучно распутывали сложнейшие головоломки из десятков шестеренок, поршней, пружин, штифтов…
Дамия не могла даже представить, чем обусловлена такая изобретательность, списывая все на талант, детскую интуицию и немалую толику гениальности. На деле же все было куда прозаичнее: Семен Лебедев умел разбирать и создавать чертежи таких устройств, каких этот мир не увидит еще десятки, если не сотни лет. Ну и детский мозг, все еще гибкий и податливый, тоже вносил свою лепту. А потому простая заводная игрушка была для него лишь развлечением. Как детский пазл на сто деталей: сложность — один из десяти, лишь некоторая работа мозгов и рук.
Его настоящая цель, до поры скрытая в уголке сознания — вот что действительно ставило Лаза в тупик. А пока нужно было создать для мамы на день рождения красивый подарок.
И вот, долгожданный день наступил. Пожалуй, последний раз, когда дом Морфеев видел такую роскошь, был день встречи счастливых родителей из роддома. К сожалению, в тот раз все, мягко говоря, не задалось. Прибытие Лаза задержалось почти на полгода, да и даже тогда было совсем не радужным.