Механизм преступного насилия

Пленум Верховного Суда РСФСР, а впоследствии Пленум Верховного Суда Российской Федерации (в дальнейшем – ВС РФ) также уделял достаточно внимания реализации на практике вопросов, возникающих при рассмотрении насильственных преступлений, в частности по вопросам: возвращения дел для дополнительного расследования[175], назначения мер уголовного наказания[176]; обеспечения всестороннего, полного и объективного рассмотрения судами уголовных дел[177]; повышения роли кассационной инстанции в обеспечении качества рассмотрения уголовных дел

[178]; выполнения судами Российской Федерации постановления Пленума ВС РФ о рассмотрении уголовных дел и жалоб в порядке надзора[179]; вынесения судебного приговора и соблюдения требований, предъявляемых к этому важному, итоговому документу[180]; а также по уголовным делам об убийстве, бандитизме, грабеже и разбое, хулиганстве, изнасиловании, вымогательстве и т. д.

При таком положении существует угроза нарушения принципа разделения законодательной и судебной властей. Несоответствие подобной практики принципу законности признавалось ранее, в частности, А. И. Рарог отмечал, что разъяснения Пленумов Верховного Суда РФ не имеют нормативного характера и не являются обязательными для судебных органов страны[181]

.

Вместе с тем и определение признаков насилия не является достаточным основанием для его правильной квалификации, если нет однозначного понимания их содержания. Известно, что судебное познание, как одна из форм исследования уголовно-правовой действительности, опосредовано психикой ряда лиц, участвующих в установлении истины по уголовному делу. У каждого правоприменителя может быть свое представление о составных элементах насилия. В особенности это проявляется при квалификации оценочных понятий.

Такая проблема существовала и существует до сих пор, что ведет к определенному судебному произволу. Сложности при квалификации насилия возникают вследствие субъективности восприятия окружающей действительности правоприменителем. С. X. Мазуков отмечал, что по причине субъективности психических процессов познания и отражаемая картина мира и отношений также является субъективной. Поэтому на практике возможна как переоценка, так и недооценка психических угроз[182].

Неизвестное человек может познавать лишь через известное ему. Э. Гуссерль подчеркивал, что «повседневная практическая жизнь наивна, и происходящее в ней опытное познание, мышление, оценивание и действие погружено в заранее данный мир»[183]. Судебное исследование насилия является формой ретроспективного познания. В. В. Суслов представляет его в виде некой технологической цепочки: память правоприменителя – язык – текст – окончательная интерпретация, на основании которой формируется внутреннее убеждение судьи и выносится приговор

[184]. Поэтому текст закона, его рациональность и логичность являются одними из основных элементов правильного правоприменения, но не определяющими истину в процессе квалификации насилия. Познание окружающей действительности, как указывают В. И. Кириллов, А. А. Старченко, представляет собой единство как рационального, так и чувственного элементов[185].

Возвращаясь к методологической стороне вопроса, следует заметить, что формальная логика, являющаяся наукой «об общезначимых формах и средствах мысли, необходимых для рационального познания в любой области знания»[186] не может претендовать на единственно верный способ достижения истины без ущерба в отражении последней. Как отмечал русский философ С. Л. Франк, суть логического познания – «найти в незнакомом повторение уже знакомого и привычного»[187]

. У каждого индивида, в том числе законодателя и правоприменителя, существует собственная оценка значимости тех или иных событий, свой взгляд на существование и развитие причинно-следственных связей окружающего его мира.

С. Л. Франк полагал, что нельзя считать логическое мышление всесильным[188]. Действительно, в практике не всегда тот или иной поступок, явление, событие можно объяснить и понять при помощи рационального мышления, а в ряде современных наук поставлен под сомнение приоритет логических форм мышления. Так, В. Авдеев считает, что существующая реальность образна, а любое ее отражение при помощи слов, символов и понятий выражают лишь наше искаженное мнение о событии или предмете[189].

Логический метод познания является вполне пригодным инструментом при познании преступлений, совершаемых при помощи физического насилия, так как оно в силу своей природы всегда имеет объективные следы в реальности. Однако в процессе расследования и квалификации преступлений, элементом которых является психическое насилие, формальный метод не может дать адекватную оценку ситуации вследствие отсутствия прямой причинной связи между воздействием одного и причинением вреда другому.