Механизм пространства

– Ваша матушка?

– Да. Моя мать, Гутла Ротшильд, в девичестве – Шнаппер; бабка Анны.

– Они с внучкой были близки?

– Они виделись пять или шесть раз. После смерти отца мама безвыездно жила во Франкфурте, храня дом. Моя супруга иногда ездила к ней, беря с собой Анну.

– У вашей почтенной матушки много детей, кроме вас?

– Я понял вас, герр Эрстед. Да, у меня четыре брата и пять сестер. Семья Ротшильдов плодовита. Мама не могла пожаловаться на недостаток внуков. Но Анну она просто боготворила. Уж не знаю почему.

– В таком случае, я предлагаю продолжить наш разговор в доме Фицроев. Вы условились с дочерью или ее мужем о нашем визите?

– Да. Анна сейчас одна – муж уехал в Эпсли-хаус, на совещание к герцогу Веллингтону, и вернется через три дня. Но прежде чем я велю подать карету…

В кабинет вошел Джошуа с подносом, на котором стояла бутылка старого «Courvoisier» и пузатые бокалы. Пока секретарь разливал коньяк, Натан молчал, хмурясь. Наконец он жестом предложил всем угощаться и, еле коснувшись губами янтарной влаги, спросил:

– Ответьте мне, герр Эрстед: вы верите в привидения?

– Нет, не верю. Я знаю, что они существуют. Посмертный флюидический конгломерат, объект скорее физики и медицины, чем богословия. Мне этого достаточно.

– И вы изгоняете их, не веря?

Эрстед развел руками:

– В вашем случае, герр Ротшильд, вера оказалась бессильна. Ваш зять – извините, это не тайна даже для посудомоек, – узнав о призраке, приглашал в дом епископа Винчестерского. Когда его преосвященство сдался, вы, втайне от зятя, обратились к раввину. Следом настала очередь толпы мистификаторов. И лишь теперь вы послали за мной. Мне кажется, есть смысл проверить: что сумеет наука там, где отступились духовные пастыри?

– Как вы собираетесь бороться с призраком?

– Я мог бы рассказать вам о свойствах поляризованного света, его распространении в эфире и влиянии на флюидические конгломераты. Мог бы описать разницу между «турмалиновыми щипцами» Гершеля и призмой Николя. Но и вы в силах поведать мне, как голубь способен принести в клюве не оливковую ветвь, а миллион фунтов стерлингов.[36] В обоих случаях разговор займет слишком много времени, а нам следует поторопиться.

Он допил коньяк и вернул бокал на поднос.

– Где ваша карета?

2

– Вы как нельзя вовремя, сэр! Мы только что послали за врачом…

– Что с моей дочерью?

– Обморок, сэр! Леди Анна – нервическая натура…

– Эти джентльмены в курсе дела, Гейбриел. Вы можете говорить прямо.

Дворецкий, одетый в красную ливрею с золотыми позументами, был похож скорее на фельдмаршала, чем на распорядителя. Приказ «говорить прямо» сразу понизил его в чине. Даже великолепные бакенбарды, ранее стоявшие торчком, обвисли.

– Она снова приходила, сэр, – дворецкий понизил голос до трагического шепота. –

Ей показалось, что новое платье не к лицу леди Анне…

– Новое платье?

– Да, сэр. Вы же знаете, я понимаю немецкий. Она сказала, что рюши и воланы – излишняя вольность. Девушке из приличной семьи надо быть скромнее и экономить деньги мужа. А кашемировой шали место на помойке. Она так и сказала, сэр – на помойке. Модистка лишилась чувств, а следом – и леди Анна…

– Там есть кто-нибудь, кто остался в сознании?

– Конечно, сэр! Миссис Уоррен, компаньонка, и Мэгги, служанка. Мэгги принесла нюхательные соли…

– Я хочу видеть мою дочь! Немедленно!

– Да, сэр. Как представить джентльменов, приехавших с вами?

– Гейбриел, вы идиот! Кому вы собираетесь их представлять, если Анна в обмороке? Компаньонке?

– Простите, сэр. Трудно сохранять здравый рассудок, когда… Я провожу вас.

Следуя за дворецким, Натан уже жалел о вспышке гнева. Он, с равнодушной улыбкой наблюдавший крах финансовых империй, вспылил в разговоре с беднягой Гейбриелом. Да еще в присутствии чужих людей!

«Ах, мама, что ты со мной делаешь? Что ты делаешь со всеми нами…»

Леди Анна лежала на кушетке возле растопленного, несмотря на летнюю жару, камина. Совсем молоденькая, почти девочка, она была прелестна – и вызвала бы сочувствие даже у закоренелого мизантропа. Возле хозяйки дома хлопотали две дамы средних лет; впрочем, без особого результата. На крошечном диванчике в углу скорчилась, охая, но не открывая глаз, пухленькая модистка – вторая жертва призрака.

– Позвольте, герр Ротшильд, – твердая рука отстранила банкира. – С вашего позволения, я хотел бы осмотреть вашу дочь.

Натан поймал себя на желании подчиниться. Переложить бремя ответственности на чужие плечи – что может быть слаще? И, как всегда в таких случаях, он не позволил себе эту слабость.

– Вы врач, герр Эрстед? Насколько мне известно…

– Нет, я не врач. Но я много лет был учеником известного врача. Вам что-нибудь говорит имя Франца Месмера?

– Что вы понимаете под осмотром?

– Не волнуйтесь, я ни на шаг не выйду за рамки приличий…