Механизм пространства

– Понимаю. Я вкладываю деньги в науку. И, как деловой человек, надеюсь на прибыль. Кстати, передайте вашему брату – меня очень интересуют его опыты по получению алюминиума. Золото давно напрашивается, чтобы ему нашли заместителя…

Банкир встал.

– Я рад был иметь с вами дело, герр Эрстед.

– Взаимно, герр Ротшильд.

И они пожали друг другу руки – выходец из гетто и сын аптекаря.

Сцена четвертая

Апперкот

1

Малыш-Голландец Сэм злился.

Зря он согласился на эту потеху. Сегодня Сэм вообще не собирался боксировать. Он просто так зашел к старику Мендосе – потолковать с приятелями, размять кому-нибудь плечи, выпить кружку портера в славной компании. Среди учеников Мендосы – впрочем, как и среди зрителей – случались джентльмены, а то и настоящие лорды, не брезгующие отправиться с боксерами в «Карету и коней».

Попойка на дармовщинку – что может быть слаще?

«Хитер старик, – думал Сэм, уклоняясь от одного удара, а второй принимая на плечо. – Раз-два, о, Сэмюел, это ты, мальчик мой, как я рад тебя видеть… И вот тебя уже раздевают до пояса, и ты уже на двадцатифутовом ринге, а старый черт шепчет: поиграй с ним, Сэмюел, он в годах, но крепкий! И помни: лицо джентльмена – товар, не надо его портить без нужды…»

Джентльмен, чье лицо требовалось беречь, довольно ловко орудовал кулаками для человека в годах. Эрстед, вспомнил Малыш-Голландец. Его зовут Эрстед; он, кажется, из Швеции. Нет, из Дании. Сатана их разберет, приезжих, кто откуда… В зале Мендосы джентльмена окрестили Полковником – офицер в отставке, не иначе. Слегка подзаплыв жирком, тяжелее Сэма фунтов на двадцать пять, если не больше, Полковник двигался мало, зато удары его могли оглушить быка.

– Валяй, Малыш!

– Покажи ему!

– Полковник! В атаку!

Гибкий и мускулистый, как пантера, Сэм кружил по рингу, размышляя о своем. Несмотря на разницу в весе, он был способен уложить противника на пол в любую секунду. Еще не успев заматереть, войти в силу зрелого мужчины – в прошлом году ему стукнуло двадцать, – Сэм с пеленок прошел такую школу, что иному хватило бы до конца жизни.

Его первым учителем был отец – прославленный Голландец Сэм, просто Голландец, без унизительной приставки «Малыш», непобедимый в ближнем бою. Малорослый и легкий, Голландец, как обладатель «свинцового кулака», пользовался таким доверием зрителей, что те делали ставки на него против тяжеловесов, собирая изрядные барыши. Ну и, конечно же, Мендоса, Мендоса-Великолепный, гордость Англии – фаворит принца Уэлльского, боксер, с которым в Виндзоре разговаривал его сумасшедшее величество Георг III, и которому, дьявол его побери, нельзя отказать, когда он просит тебя поиграть с Полковником…

«А что делать? – нырнув под руки противника, Сэм вошел в клинч. Пусть датчанин помотает нас туда-сюда, словно кабан – вцепившуюся в бок гончую. – Надо платить долги. Я был сопляком, когда старик Мендоса выставлял вперед ладони и говорил: „Валяй, малыш!“ Нынче те же слова кричат мои поклонники. Если Мендоса попросит, я готов подставить челюсть хоть премьер-министру, захоти мистер Каннинг развлечься!»

Разорвав дистанцию, он с удовлетворением полюбовался, как на боках Полковника расцветают два сине-красных пятна. Джентльмен упрям, но долго ему не продержаться. Годы… Мендоса был в возрасте Полковника, когда, не сумев заработать гинею-другую мемуарами, решил вернуться на ринг. И что же? Том Оуэн свалил великого чемпиона на глазах у публики…

– Полковник! Врежь мальчишке!

Орал неприятный тип, вызвавшийся услужить джентльмену, пока тот развлекается на ринге. Рыжие баки, кривые и желтые зубы, недельная щетина на щеках… Сэм вспомнил типа. Он вечно маячил рядом с лордом Расселом, покровителем спортсменов, когда лорд приходил на бои.

Имени типа Сэм не знал.

Сейчас кривозубый держал в руках фрак Полковника. Ему сто раз предлагали повесить фрак на крючок, на стул, перекинуть через канат второго, свободного ринга – нет же, торчит как столб, распялив руки, и блажит, что твоя прачка, у которой украли белье…

Вопли кривозубого раздражали. Слепому видно, кто здесь кому врежет. Кто здесь мальчишка. Будь это настоящий бой, длящийся тридцать-пятьдесят раундов, у Полковника вообще не было бы шансов. Хотя старается, можно сказать, отчаянно дерется. Не его вина, что ногам трудно носить лишний вес, что грудь вздымается все чаще. Нет, если Сэм и злился, то не на безвинного Полковника.

На себя, поддавшегося на уговоры; на кривозубого горлопана…

Вот злость и взяла верх. Увернувшись от бокового, слишком размашистого удара, он прорвался вплотную. Стерпев изрядную плюху в грудь и еще парочку по ребрам, он боковым зрением увидел подарок судьбы, от которого и отказался бы, да не успел. Внушительный подбородок джентльмена торчал над Сэмом, словно намекая: вот он я! Так красуется вывеска трактира, приглашая зайти и угоститься горячим ромом.

Бежишь с мороза, не думая.