Механизм времени

«— …ни малейших, — согласился я, косясь по сторонам. — На улице я бы еще попытался.

Увы, граждане „синие“ успели кое-чему научиться. Из Консьержери много путей, но в Трибунал ведет лишь один — через лабиринт узких коридоров. Не развернешься, не выхватишь мушкет у раззявы-конвоира. Для того и задумана Прихожая Смерти.

— Не болтать, аристо! — рявкнул идущий слева санкюлот, по виду из бывших лакеев. — Ишь, выучились!

Мы с Филоном говорили по‑немецки.

— Высеку, человек! — бросил я на родном языке, не обернувшись.

Конвоир вздрогнул, под хохот товарищей тронул рукой поясницу.

— Отменно, — одобрил Филон. — „Человек“… Как звучит, а? Впору распухнуть от гордости. Так вот, маркиз, у меня нет ни малейшей охоты умирать по той причине, что я — якобинец в отставке. Эту смуту мы с друзьями готовили давно. Первая попытка поджечь Францию была предпринята двадцать лет назад, когда умер Людовик XV. Сорвалось из-за случайности. Решили обождать, провести эксперимент за морем, в Америке. Начать, так сказать, с чистого листа… Скажете, мне нет прощения?

Я пожал плечами. Какая теперь разница?

— Из меня плохой исповедник, Филон. Но, если я вырвусь отсюда, вам и вашим друзьям лучше не попадать ко мне в плен. Живыми…

Костистое лицо дрогнуло. Кажется, я его все-таки задел.

— Понимаю, маркиз. Я и сам себя не прощу. Но кое-что можно исправить — и очень многое предотвратить. Если хотя бы часть того, что я видел в Грядущем, исполнится… Вы не слыхали об Иоганне Иерусалимском? Жаль, я прочел его слишком поздно. Нет, умирать нельзя!

Над головой нависал низкий потолок — крышка гроба.

— Валяйте, Филон. Живите. Авось наверху зачтется!..»

Шевалье отложил листок в сторону, на крашеные доски скамейки, вдохнул глоток июньского, напоенного липой и жасмином воздуха. Хорошо! Ровная гладь кормилицы-Сены, гранит набережной, островерхие башенки; квадрат огромного древнего здания.

Дворец Правосудия — Консьержери.

Он решил дочитать рукопись на лавочке, у реки. Гей, гей, у самой реки! Славное место. И Часовую башню видать — высокая, выше прочих. Там, ближе к облакам — Механизм Времени. Тикает, значит. Делит его на равные и справедливые части.

Читалось легко. Красивый почерк Александра Дюма звал за собой, вел, словно под конвоем, темными коридорами, заставляя обдумывать каждую фразу и даже сопереживать. Людей гонят на смерть, под лезвие наигуманнейшей в мире «национальной бритвы». Так же, как обоих дедов Огюста, как тысячи виновных и безвинных.

Людей тоже делят на части — неравные и несправедливые.

Тело — здесь, голова — в корзине.