Мексиканские негодяи

- Я не крадусь, я иду.

- Куда?

- На войну.

- Но ведь никакой войны сейчас нет!

- Правильно, сейчас – нет. Все ждут меня… в смысле, в любой момент она может начаться.

- А кто хочет на нас напасть?

- Да кто угодно! Например, Ирландия.

- А почему?

- Ну, как?… У нас большая страна, а у них маленькая. И потом, мы придумали текилу, а они любят выпить.

- Но они же придумали виски.

- Да, но у них уже заканчивается.

- А это что?

- Это бутылки с зажигательной смесью, чтобы смешивать, а потом зажигать… поджигать вражеские танки. Вдруг эти негодяи ирландцы смогут доплыть до нас из Ирландии в танках… вряд ли, конечно, но мы должны быть готовы ко всему…

- А что это за квадратные пакетики с колечками внутри?

- Это кольца от гранаты. Вот это красное с запахом клубники – основное, а это с пупырышками – запасное, если граната не раскроется… не взорвется.

- А зачем ты так сильно надушился?

- Мы же будем сидеть в засаде – чтобы нас не нашли вражеские собаки. А этот запах отбивает у них всякое желание нюхать. Все, Мария, спи, я вернусь завтра, надеюсь, что мы победим этих негодяев несколько раз. (Напевает). Темная ночь, только пули свистят по степи…

111.

- Антонио!

- Да, Мария.

- Как ты думаешь, а среди животных тоже бывают негодяи?

- Еще бы! Особенно птицы. Кто, кроме законченных негодяев мог так обгадить памятник Хуану Родригесу Чистоплотному, прозванному так за то, что этот негодяй ввел налог на мусор и мылся три раза в день, от чего и умер.

- От налогов, или от мытья?

- От того и от другого. И еще от старости.

- С другой стороны, он тоже был порядочный негодяй. Во-первых, стоит посредине площади, и все должны его объезжать, а во-вторых, мы теперь вынуждены платить полтора песо в месяц налога на мусор. Да за это я бы сама нагадила ему на голову, если бы он был жив.

- А то, что птицы нас будят рано утром своими криками? А то, что журавли едят лягушек, как эти негодяи французы? А чайки рыб? Не выгораживай этих негодяев.

- Рыбы, кстати, тоже хороши – жрут всякую дрянь, а мы потом вынуждены это есть, да еще и с удовольствием.

- Да, или возьмем, к примеру, макак…

- Нет, макак мы брать не будем. У нас и так в квартире мыши, тараканы и мухи. С меня хватит.

- Мария…

- Пусть я дура, но макак мы возьмем только через мой труп!

- О, какой неожиданный, но приятный поворот. А ну-ка…

- Антонио, зачем ты взял гантелю? Ты же не занимался уже 14 лет?

- Ошибаешься, Мария, этим я занимался только вчера, когда бил тебя сковородкой.

- Не надо, Антонио, не надо!

- Макаки ей не понравились! Ты от них произошла, сволочь неблагодарная!

112.

- Мария!

- Да, Антонио.

- Я решил начать качаться.

- Не надо, Антонио. Ты уже вчера качался на стуле, упал и разбил вазу.

- Ты не поняла, Мария. Я хочу качаться, чтобы быть сильным и здоровым.

- Все я поняла. Это бредовая мысль. Твой дедушка всю жизнь качался в гамаке, и, в результате у него закружилась голова, его стошнило, и он умер, захлебнувшись. Ты хочешь, чтобы и с тобой случилось то же самое? А что буду делать я с тремя детьми, а, главное, с этой сломанной шваброй? Кто ее починит?

- Не в этом смысле, Мария. Ты видела, как накачался этот негодяй, наш сосед?

- Спасибо, Антонио, видела. В этом смысле ты на дне рождения у Лопесов накачался не меньше. Залез в клетку к попугаю и клюнул его в глаз, а потом еще всю дорогу домой шел и качался.

- Не тот сосед, Мария, не Хорхе, а Рамос Диас… ну, этот красивый молодой негодяй с четвертого этажа. Новый жилец.

- Он уже не жилец. Он занимался штангой, на него упал блин и он впал в кому.

- Какая ужасная, блин, трагедия. Пойду, возьму его гантели, пока их не свистнул кто-нибудь из этих негодяев – наших соседей.

- Да, и будем заниматься спортом! А то «качаться, качаться»!

- Или все-таки кидать их с восьмого этажа в прохожих, ведь это так весело?

- Ура, Антонио, конечно, кидать! Ура, ура, у нас есть занятие на целый вечер!

113.

- Мария, как я соскучился по нашим детям! Где они, наши птенчики?

- В соседней комнате, курят марихуану. Вот уже три дня.

- Три дня – а я уже соскучился. Какой я все-таки добрый… и…

- Усатый?

- Нет. Я…

- Толстый?

- Нет! То есть, да, но не в этом дело. Я… подожди, Мария,… я соскучившийся!

- Какой ты многогранный, Антонио – добрый, усатый, толстый и соскучившийся.

- Я вообще талантлив и могу делать много вещей одновременно. Вот, например, сейчас – я смотрю телевизор, разговариваю с тобой, пью текилу и скучаю. А еще говорят – Юлий Цезарь, Юлий Цезарь!

- Ты лучше! Помнишь, когда мы ездили в Акапулько, ты одновременно спал, храпел, потел, видел сон, падал с верхней полки, кричал и ругался матом и разбил чашку…

- И при этом я еще ехал на поезде!… А о чем мы говорили?

- Не помню.

- А я помню – мы говорили о текиле. Тащи ее сюда, я буду ее одновременно пить, закусывать, занюхивать, пьянеть, петь песни, плакать и, конечно, скучать по нашим деткам. Где-то они сейчас, наши птенчики?

114.

- Антонио, послушай, а кто такой Гегель?

- Ну, Гегель – это тот же Гоголь, только люди об этом не знают и называют его Гегелем.

- А, понятно. А кто такой Гоголь?