У Васьки потеплело и в голове, и на сердце, ноги ослабели, и время распалось на маленькие отрезочки – сантиметра по три каждый. А между ними была подозрительная, как Пако, шерстяная пустота.
– О чем это я? Что такое? – запамятовал он. – Какая-то старушка! Видать, я – Иван, она – Марья. Или наоборот?
Но во время очередных трех сантиметров спросил на всякий случай:
– А чем жертвовать-то?
– Всем, Васенька, жертвуй, – донеслось сквозь временную мглу. – Всем, что под руку попадет!
– Под какую? – удивился увядающим языком. – А чем жертвовать?
– О, да ты, миленький, поплыл, – всполошилась тетя Буня. – Одолели иван-да-марья! Обкурился! Надо вздремнуть.
Васька и дремал, и бодрствовал. Видел себя маленьким васильком на лугу, по которому мотались громадные шары перекати-поле. Какие-то рыбки в банке, булочка за три копейки, ночной заснеженный лес…
– Как ты, Васенька? – спрашивала тетя Буня, прикладывая ко лбу холодное полотенце.
– Нормально, – отвечал он с большим опозданием.
Сети кругом. Сети. В них бились Шурочка и булочка за три копейки.
– Авоська! – сообразил Васька.
Не сети, а большая авоська с кефиром. А в кефире – калоша с кровавым подбоем. И птичка, птичка – то воробей, то мухоловка – трепетала в авоське.
Печальный образ, раз явившись, не оставлял – птичка в авоське! Полная дребедень, но с пророческим уклоном.
Очухавшись, Васька сразу вспомнил:
– Птичка в авоське!
– Не надо трактовать прямолинейно, – покачала головой тетя Буня. – Была ли авоська дырявой – вот в чем вопрос, Васенька!
– Авоськи всегда дырявые, – сказал он вполне осмысленно.
Маленькая, седенькая, с желтыми почти шестиугольными глазами тетя Буня прохаживалась кругами, зорко, озабоченно поглядывая на Ваську.
– Знаешь, дорогой, проси политического убежища! Прямо сейчас пиши заявление, а я тебя быстро оформлю гражданином земли обетованной.
– В принципе, я не против, – согласился Васька. – Но кто же тогда Шурочку вызволит?
– Конечно, конечно! Ты прав, птичка в авоське! Убегать от судьбы позорно в какие бы то ни было земли. Но должна предупредить – тебя ждут большие перемены. Образно говоря – смерть и возрождение! Готов ли ты, Васенька?
– А нельзя ли еще коньячка? На посошок, перед большими переменами!
Они выпили за судьбу, за все более-менее земли, за Шурочку и по инерции за Сероштанова.
Тетя Буня объявила национальный праздник и велела поднять над консульством флаг.
– Гуляем! Где наша не пропадала! Прием что ли закатить?
– Ну его к лешему! – не согласился Васька. – Посидим на кухне, как в былые времена. Поговорим.
Но тетя Буня сильно раззадорилась. Ей как старой разведчице хотелось на люди, в свободный поиск.
– Ты, птичка в авоське, кебраду видел? Поехали!
По бульварам, по крутым горным дорогам, над обрывами катил тети Бунин чудовищной длины лимузин – в него можно было загнать отару овец. Мелькали виллы, яхты, отели с бассейнами, бугамбилии[22]
и хаккаранды.[23]Из лимузина город казался строже и краше, будто отдавал честь.
Васька глядел по сторонам, но думал о птичке в авоське. Нездоровое видение. В авоське, конечно, может быть, что угодно – батон, бутылка, консерва, вобла, ботинки в починку, белье из прачечной. Но птичка?!
Единственная порода птицы, увязывающаяся с авоськой, мороженая, как булыжник, курица. Все остальные, включая павлина, цесарку и птицу-секретаря, с авоськой несовместны.
Васька хотел поделиться раздумьями. А тетя Буня-то уже дремала, посапывая, но не смежая желтых глаз.
О, страшно смотреть в спящие глаза! И хочется, и боязно. В спящих глазах тети Буни было что-то бездонное, колодцеобразное, уходящее в другие измерения, где птичка в авоське – заурядное, в принципе, явление.
И Васька, вздрогнув, отвернулся, боясь узнать то, чего до последнего смертного часа знать никому не следует.
Кебрада
Тетя Буня пробудилась, когда они подъехали к обширной, вдающейся в море площадке, тесно затолпленной.
Все чего-то поджидали. У берега замерли прогулочные катера и яхты, круизные лайнеры, моторные и парусные лодки, надувные матрацы и автомобильные камеры. В небе кружил биплан.
Так могут ожидать солнечное затмение, извержение вулкана или эскадрилью летающих тарелок. В общем – вычисленное и предсказанное с точностью до суток природное явление.
Если же говорить о запланированном, то подобный интерес вызовет разве что запуск космической ракеты с коровой на борту.
Возможно, публичные казни собирали в прошлом столько терпеливо-внимательных граждан.
По правую руку от площадки возвышалась устрашающего вида скала, подножием уходящая в маленькую каменистую бухту, заполненную прибоем и мелким мусором – бумажки, листочки и прочая дрянь.
Полдюжины неприметных мексиканцев, растопыриваясь по-лягушачьи, отлавливали мусор мелкоячеистыми сетями.
«Зеленый патруль», – решил Васька. – Плавают безвозмездно. Чистят океан!»
Глядя на них, и самому хотелось какой-нибудь чистоты. Необычен и похвален был этот подвижнический труд, и все стремились приобщиться, подбрасывая мусор. А пловцы вроде поощряли. То один, то другой взмахивал руками, как бы говоря, – швыряйте! подчистим!