Игрушка Алары мне понравилась. Будь я в возрасте Рингиловой сестрички, завела бы себе такую – только, конечно, необращенную. Кирстенские у меня какие-то вкусы прорезаются – хотя на точный идеал Сайрелл этот парнишка не тянет, но на общественное мнение касательно оного – вполне... Я могу сравнивать, память Кирстен у меня тоже есть.
–Простите, позвольте ваше имя? – издевательская вежливость в лучших хейтерских традициях.
–Рэлкон, но оно не мое, – с готовностью ответил обращенный. И пояснил: – Она дала мне имя, когда воскресила. Только я еще не привык. Ничего не помню...
Он снова развел руками, мои уши резанул звон. Ничего себе заявочки... Обращение с воскрешением – то есть, это только так называется, конечно... Есть такая технология – если обратить кого-то, у кого уже пострадал мозг, то сознание восстановится со временем, но уже совершенно новое. Практика редкая, хоть в книгах и описанная. Вопрос лишь в том – откуда у Алары такие знания? В «Пути» научили? Нет, это даже не смешно, там могли научить воскрешению путем игры со временем, но не этому... Я бы скорее поверила в то, что светлым начали преподавать ту самую технологию записи на кристалл в момент смерти, которую я сама знала лишь в общих чертах.
А клиническую картину посмертного обращения я слишком хорошо помню, чтобы не опознать с ходу. Наверное, Аларе нужна была игрушка, которой некуда бежать – прошлого нет, нет даже мыслей о другом настоящем, есть только хозяин. До тех пор, пока не восстановится инстинкт познания. Или если хозяин будет слишком жестоким – тогда игрушки сбегают и ищут того, кто согласится научить их пользоваться силой. История не новая и часто повторяемая. Есть даже пособие для тех, кто хочет этого избежать, – темное, разумеется, родом из райского времени... Называется «Технология развития мазохизма». Книга, которую, в отличие от пророческих фолиантов, никогда не запрещали. Но ей такая реклама и не нужна.
–Послушайте, Рэлкон, – мне показалось, что я взяла неверную интонацию, пришлось менять на середине и ее, и слова, – она вас так часто оставляет?
Обращенный промолчал и открыл перед нами дверь, прятавшуюся за тяжелой портьерой. За дверью все было белым. Стол из какой-то огромной кости, матовое стекло в окне, не пропускающее свет, белые несгораемые свечи на покрытом эмалью колесе люстры...
Теперь игрушка показалась мне частью этой комнаты, созданной неизвестно зачем. Работать здесь не смог бы и светлый – хотя, смотря чем заниматься... Я наступила на пушистый ковер, надеясь, что останется след. Ворс только чуть примялся. Похоже, Рингил чувствовал то же самое – он сжал порезанную руку. На снежном ковре расцвел кровавый цветок.