– Вам скучно, голубушка, – что вы все дома с этим кисленьким гимназистиком сидите, вы бы хоть к нам когда-нибудь заглянули.
– Ну, где уж мне, – отвечала Коковкина, – стара я уже стала в гости ходить.
– Какие там гости! – ласково возражала Людмила, – придите и сидите, как у себя дома, вот и все. Этого младенца пеленать не надо.
Саша сделал обиженное лицо и покраснел.
– Углан какой! – задорно сказала Людмила и принялась толкать Сашу. – А вы побеседуйте с гостьей.
– Он еще маленький, – сказала Коковкина, – он у меня скромный.
Людмила с усмешкой глянула на нее и сказала:
– Я тоже скромная.
Саша засмеялся и простодушно возразил:
– Вот еще, вы разве скромная?
Людмила захохотала. Смех ее был, как всегда, словно сплетен со сладостными и страстными веселиями. Смеясь, она сильно краснела, глаза становились у нее шаловливыми, виноватыми, и взор их убегал от собеседников. Саша смутился, спохватился, начал оправдываться:
– Да нет же, я ведь хотел сказать, что вы бойкая, а не скромная, а не то, что вы нескромная.
Но чувствуя, что на словах это не выходит так ясно, как вышло бы на письме, он смешался и покраснел.
– Какие он дерзости говорит! – хохоча и краснея, кричала Людмила, – это просто прелесть что такое!
– Законфузили вы совсем моего Сашеньку, – сказала Коковкина, одинаково ласково посматривая и на Людмилу, и на Сашу.
Людмила, изогнувшись кошачьим движением, погладила Сашу по голове. Он засмеялся застенчиво и звонко, увернулся из-под ее руки и убежал к себе в комнату.
– Голубушка, сосватайте мне жениха, – сразу же, без всякого перехода, заговорила Людмила.
– Ну вот, какая я сваха! – с улыбкою отвечала Коковкина, но по лицу ее было видно, что она с наслаждением взялась бы за сватовство.
– Чем же вы не сваха, право? – возразила Людмила, – да и я чем не невеста? Меня вам не стыдно сватать.
Людмила подперла руками бока и приплясывала перед хозяйкою.
– Да ну вас! – сказала Коковкина, – ветреница вы этакая.
Людмила заговорила, смеясь:
– Хоть от нечего делать займитесь.
– Какого же вам жениха-то надо? – улыбаючись, спросила Коковкина.
– Пусть он будет, – будет брюнет, – голубушка, непременно брюнет, – быстро заговорила Людмила. – Глубокий брюнет. Глубокий, как яма. И вот вам образчик, – как ваш гимназист, – такие же чтобы черные были брови и очи с поволокой, и волосы черные с синим отливом, и ресницы густые, густые, синевато-черные ресницы. Он у вас красавец, – право, красавец! Вот вы мне такого.
Скоро Людмила собралась уходить. Уже стало темнеть. Саша пошел провожать.
– Только до извозчика! – нежным голосом просила Людмила и смотрела на Сашу, виновато краснея, ласковыми глазами.
На улице Людмила опять стала бойкою и принялась допрашивать Сашу:
– Ну что же, вы все уроки учите? Книжки-то читаете какие-нибудь?
– Читаю и книжки, – отвечал Саша, – я люблю читать.
– Сказки Андерсена?
– Ничего не сказки, а всякие книги. Я историю люблю да стихи.
– То-то стихи. А какой у вас любимый поэт? – строго спросила Людмила.
– Надсон, конечно, – ответил Саша с глубоким убеждением в невозможности иного ответа.
– То-то, – поощрительно сказала Людмила. – Я тоже Надсона люблю, но только утром, а вечером я, миленький, наряжаться люблю. А вы что любите делать?
Саша глянул на нее ласковыми черными глазами, – и они вдруг стали влажными, – и тихонько сказал:
– Я люблю ласкаться.
– Ишь ты, какой нежный, – сказала Людмила и обняла его за плечи, – ласкаться любишь. А полоскаться любите?
Саша хихикнул. Людмила допрашивала:
– В теплой водице?
– И в теплой, и в холодной, – стыдливо сказал мальчик.
– А мыло вы какое любите?
– Глицериновое.
– А виноград любите?
Саша засмеялся.
– Какая вы! Ведь это – разное, а вы те же слова говорите. Только меня вы не подденете.
– Вот еще, нужно мне вас поддевать! – посмеиваясь, сказала Людмила.
– Да уж я знаю, что вы – пересмешница.
– Откуда это вы взяли?
– Да все говорят, – сказал Саша.
– Скажите, сплетник какой! – притворно-строго сказала Людмила.
Саша покраснел.
– Ну вот и извозчик. Извозчик! – крикнула Людмила.
– Извозчик! – крикнул и Саша.
Извозчик, дребезжа неуклюжими дрожками, подкатил. Людмила сказала ему, куда ехать. Он подумал и потребовал сорок копеек. Людмила сказала:
– Что ты, голубчик, далеко ли? Да ты дороги не знаешь.
– Сколько же дадите? – спросил извозчик.
– Да возьми любую половину.
Саша засмеялся.
– Веселая барышня, – осклабясь, сказал извозчик, – прибавьте хоть пятачок.
– Спасибо, что проводили, миленький, – сказала Людмила, крепко пожала Сашину руку и села на дрожки.
Саша побежал домой, весело думая о веселой девице.
Людмила веселая вернулась домой, улыбаясь и о чем-то забавном мечтая. Сестры ждали ее. Они сидели в столовой за круглым столом, освещенным висячею лампою. На белой скатерти веселою казалась коричневая бутылка с копенгагенскою шери-бренди, и светло поблескивали облипшие сладким края у ее горлышка. Ее окружали тарелки с яблоками, орехами и халвою.
Дарья была под хмельком; красная, растрепанная, полуодетая, она громко пела. Людмила услышала уже предпоследний куплет знакомой песенки: