— Конечно, ты еще влюбишься — ты только начинаешь жить. Марк, и ты прости, прости меня, если сможешь…Обещай, что никогда больше не повторишь такого, — она взяла его руку и ощутила всю тяжесть его печали:
— Господи, сколько же бед ты вынес, — ещё в ней так не проявлялась эмпатия, но сейчас она, как на себе, испытала боль от обморожений, голодные боли, боль от побоев, горечь обиды, презрение ко всему сущему и постоянное вопрошание — а есть ли там тот, кого называют Богом, как же тогда он допустил такое, за что наказал такой судьбой? — Маргарита не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть, она отдёрнула руку.
— Не надо было этого делать, — он посмотрел в потолок, — Да, всё это было в моей жизни, но, я понял одну важную вещь, — потом перевёл взгляд на Джона, — если он — твоё счастье, то я готов смириться, но, пусть только попробует причинить тебе зло — я шею ему сверну, обещаю. И да, это была минутная слабость — такой глупости я больше не повторю, по крайней мере, пока не помогу вам остановить эту войну.
На соседней кровати Джон несколько раз шумно вдохнул воздух в лёгкие, выдыхая со свистом — постепенно он приходил в сознание.
— Ну, вот — помяни черта… — непроизвольно улыбнулся Марк.
Маргарита повернула голову, смотря во все глаза — сердце стучало, как сумасшедшее. Господи-Боже, как же она ждала этого, и как она сейчас страшилась встречи с мужем: какой же тяжелый разговор им предстоит…Какие бы она не подобрала слова, боль от этого не будет меньше — вот был ребёнок, а теперь его нет… Даже если он вслух не произнесет этого, то, всё равно, ей не станет от этого легче. Она так виновата перед ним, что и не описать. Сейчас она испытывала к себе такое отвращение. Как сказать? Что услышит в ответ? Эти мысли сверлили ей мозг до почти физически ощутимой боли в висках. С тяжелым сердцем она с трудом поднялась с кресла, ноги, словно налитые свинцом, не желали слушаться.
— Вам есть о чём поговорить наедине. Мне лучше выйти, — Марк с трудом поднялся с кровати и шатким шагом проследовал к двери. На ходу он обернулся и ободряюще ей улыбнулся. Маргарита проводила его благодарным взглядом.
— Ну как ты, милый? — Маргарита помогла мужу приподняться на подушках.
— Сейчас уже гораздо лучше, — улыбнулся Джон, — я открыл глаза и увидел тебя — это хороший знак, — он посмотрел в её глаза — усталые, но такие родные и такие светлые, — Ты здесь, со мной. Чего же мне ещё желать? — он взял её руку, — Ты знаешь, что этот мальчишка Шнайдер влюблён в тебя? И он не притворялся.
— Его настоящее имя — Марк, — поправила его Маргарита.
— Да, по мне — хоть Папа Римский. Если ты тут — значит, ты выбрала меня… — он посмотрел на неё с любовью и признательностью.
— Я люблю тебя, и ему придется смириться и принять это, — голос Маргариты звучал совершенно твёрдо, — Пока сама не скрещу тебе руки на груди, и, даже тогда — я не брошу тебя.
— В прошлой жизни я, наверно, сделал что-то очень хорошее, что меня Господь наградил такой женой. И со мной не случится ничего плохого, пока ты есть — потому, что моё сердце, оно в тебе. Знаешь, я, возможно, понимаю его — я бы чувствовал то же самое на его месте, сам был почти в аналогичной ситуации. Я вырвал рыжую богиню из своего сердца потому, что они с Самаэлем любили друг друга. И, знаешь, я не хотел бы поменяться местами с ним. Но, с меня довольно — пусть знает, что я не отдам тебя… ни кому, и он — не исключение. Теперь, когда ты готова подарить мне главную радость в жизни, ты стала для меня ещё дороже, — когда Джон обнял её, его руки прикоснулись к её спине, под ними он почувствовал бинтовые повязки. Девушка выгнула её, отстраняясь от его ладоней, задрожала от ноющей боли в спине и закусила губу, сдерживая стон и крепко-крепко зажмурилась, не давая волю слезам, а перед глазами вспыхнули искры.
— Сними халат, — решительно потребовал он, — Я же не слепой — ты меня или себя пытаешься убедить, что всё в порядке?
— Ты сам попросил, — бордовый атласный халат плавно соскользнул на пол, — Это будет мне уроком за мою самонадеянность, но, я бы снова и снова поступила точно так же. Я бы снова пошла за тобой, — девушка задыхалась от душивших её слёз.
— Кто? Кто это сделал?! — он резко поднялся с кровати и схватил её за руки.
— Разве теперь это так важно? — Маргарита опустила голову и отвернулась.
— Прости, ради Бога, прости, — он обнял её за плечи, а самому хотелось выть от одного вида этих повязок, пропитанных лекарством и сукровицей, прикрепленных медицинским пластырем, на её нежной спине, — Девочка моя… — он положил голову ей на плечо, — Ну, почему, почему ты не послушалась меня? Разве можно было так рисковать в твоём состоянии?
— Кали, всё-таки, рассказала тебе, да? — тихо спросила Маргарита, — Жан, после того, что я сейчас скажу, ты, возможно, и видеть-то меня не захочешь, не то, что разговаривать. И я не буду винить тебя за это. Только прошу, выслушай меня, — дрожали и её голос, и её ресницы, — Я хотела сказать тебе, но теперь поздно… Уже поздно…