Мелодия для саксофона

— Очень надо, — подтвердил начальник, — зайди ко мне в кабинет.

Зашедший Наполеонов подумал, что с ним случилось одно из двух — либо он попал на пир Лукума, либо его треснули битой по голове. Второе показалось ему более вероятным.

От дум его отвлёк голос начальника:

— Саша, ты ведь хорошо говоришь по-английски?

Наполеонов кивнул.

— Прекрасно! — обрадовался Фёдор Поликарпович, — понимаешь, у нас тут гость из Франции…

— Я и по-французски говорю, — сорвалось с языка Наполеонова.

— Я и не знал, что ты у нас такой ценный кадр! — всплеснул руками начальник и продолжил: — Наш гость из Франции Анри Дюбуа интересуется живописью вот этого художника, — он приветливо кивнул в сторону Дорина. — И я попрошу тебя сопроводить господина Анри в его мастерскую.

— А почему я? — вырвалось у Наполеонова.

— Потому, что ты говоришь по-английски, по-французски и являешься большим ценителем живописи, — начальник бросил на Наполеонова лукавый взгляд.

Следователь вытер пот со лба и обречённо проговорил:

— Слушаюсь.

— Саша! — Фёдор Поликарпович посмотрел на Наполеонова укоризненно, — это не приказ, а всего лишь дружеская просьба оказать помощь.

В результате этой дружеской помощи Наполеонов получил от Анри любезное приглашение посетить Париж в отпуск. А несколько купленных картин Дорина уехали во Францию. Кроме того, в скором времени ему была обещана выставка и оставлен номер телефона и адрес электронной почты для ведения переговоров.

Счастливый Дорин на прощание сказал Наполеонову:

— Век вашей услуги не забуду, товарищ следователь! Теперь я ваш вечный должник.

— Да идите вы все к чёрту! — выругался Наполеонов.

И было от чего прийти в отчаяние — они к собственному удовольствию устраивают свои личные дела, а он сидит с нераскрытым убийством.

Больше всего на свете ему сейчас захотелось поехать к Мирославе Волгиной, поплакаться в жилетку и рассказать ей о днях, с его точки зрения, потраченных впустую.

Что он, собственно, и сделал. Детективы выслушали его с сочувствием.

Морис ждал, намекнёт ли Мирослава Шуре, что они теперь тоже вплотную занялись этим делом. Говорить напрямую о своих клиентах она не имела права, но намекнуть…

Не намекнула. Зато ободрила:

— Шура, ты сам знаешь, что каждый отрицательный результат приближает к раскрытию преступления.

— Знать-то я знаю, — вздохнул Наполеонов, уплетая неизвестно какую по счёту ватрушку с творогом. Наконец он откинулся на спинку стула и сказал: — Чай у вас очень вкусный.

Оба детективы улыбнулись незаметно для следователя.

Так как вечер выдался тёплый для этого времени года и тихий, погуляли в саду.

После всех успокоительных процедур, которые детективы называли «методом Бабы-яги», то есть напоила, накормила, спать уложила. Выпадало — в баньке попарила.

Вместо парилки Мирославе удалось уговорить Наполеонова спеть.

Его усадили в самое удобное кресло, и Морис принёс гитару.

Шура не стал упрямиться, пробежал пальцами по струнам, настраивая инструмент и себя, и запел:

Омоют воздух тихие дожди,

Наполнят город свежестью и тайной,

И станет всё вокруг необычайным.

Так обещал октябрь. Ты подожди,

И он свои исполнит обещанья.

Не надо хмуриться заранее.

И не печаль в звучании дождя,

А колыбельную вселенной.

Услышишь ты, прислушайся, да! Да!

И на пороге вьюги пенной,

Оставив позади дожди,

С уверенностью день весенний,

Ты встретишь.

Зиму пережди

.

— Это верно, — сказала Мирослава, — главное, переждать зиму.

— И не только зиму, — тихо обронил Морис, — но и временные затруднения.

— Особенно в нашем деле, — согласился Шура и отправился спать.

Глава 13

— Морис! А что ты думаешь о саксофоне? — спросила Мирослава утром после того, как Наполеонов отбыл в управление.

— Я вообще о нём не думаю, — улыбнулся Морис, домывая хрупкие фарфоровые чашки.

— А если я попрошу тебя подумать?

— Ну… — он задумался, потом проговорил: — Я знаю, что это сравнительно молодой музыкальный инструмент.

— Да, саксофону нет ещё и двухсот лет…

— По-моему, его изобрёл некто Сакс в тысяча восемьсот сороковом году, а позднее зарегистрировал своё изобретение.

— И название инструмента состоит из фамилии изобретателя и слова «фоне», то есть звук.

— К тому же изобретателю в некотором роде повезло, — обронил Морис.

— В чём именно?