Еще через день он вышел на работу и заглядывал в машбюро только по делу, кивал приветливо, но всегда издали. Однажды в коридоре встретились, он спросил, не хочу ли я в театр и на какой спектакль, он возьмет билеты.
- Куда бы ты хотела - в оперу, на балет, в оперетту?
- Все равно, - мне и правда было все равно.
Тут кто-то прошел по коридору, мой любовник - хотя какое там, любовник ведь от слова "любовь", - смутился, умолк, а я поспешила уйти.
Словом, ничего будто бы и не произошло, должно было когда-то это случиться со мной - вот и случилось... Но вскоре выяснилось, что я беременна...
Рассказывать про это не стану. Не могу - уж очень лихо мне было. Одно только скажу - когда я позвонила ему и попросила о встрече, и потом, когда ждала возле института, а он вышел с женщиной - мне тогда захотелось повернуться и уйти, но Всеволод, кивнув своей спутнице, направился ко мне, и потом в его машине и в пивной, куда он меня привез, - я не испытывала к этому человеку никаких чувств. Ни любви, ни вражды, ни досады - то, что случилось, могло быть и по-другому. Ничего он от меня не добивался, ничего и я не ждала и требовать не собиралась. Всеволод Павлович мне не нравился, "мой" человек выглядеть и вести себя должен был вовсе не так. Но... когда он порвал ту мерзкую бумажку, не колеблясь ни минуты, и сказал то, что сказал, - вот тогда я подумала: он же хороший, он добрый и красивый, мне сказочно повезло, не по чину мне такой жених - а получилось, потому что ведь я избранница.
Будто впервые я его в тот вечер увидела, и мы долго сидели в той самой комнате, где провели молча много часов и где однажды невзначай проснулись утром в одной постели. Но теперь мы говорили без умолку. Не о будущем ребенке - о нас. Он рассказал о той женщине, о красавице.
- Только для того говорю, чтобы тебя это не беспокоило. Это долгая и давняя история - считай, она закончилась. Сегодня. Я обещаю.
- А мне нечего рассказывать, - на эти мои слова он рассмеялся:
- Сколько тебе - девятнадцать? Вот доживешь до моих лет... Ничего, что такая разница в возрасте? Впрочем, куда ж нам теперь деваться?
Вместо ответа я вылезла из своего любимого кресла, подошла к нему и обняла. Он уже стал мне близким, я могла ему довериться, я так счастлива была в тот вечер, оба мы были счастливы, и это продолжалось долго - до рождения Павлика и потом еще. До тех пор, пока в моей жизни снова однажды не появился Вилли, мой заграничный дядюшка.
ГЛАВА 4. СЕМЕЙНАЯ ИДИЛЛИЯ
- Что ж теперь делать-то? - спросил я, когда Коньков аккуратно смел со стола кольца и монеты в целлофановый пакет, за которым специально сходил на кухню. Затем с помощью молотка и двух гвоздиков привел в порядок раму, водрузил портрет на прежнее место и, наконец, слез со стула.
- А я знаю? Думать надо, - неопределенно ответил он. - Где-то прокол вышел, сам видишь, обвела нас блондиночка вокруг пальца, кинула двух таких фраеров...
Обычно этот его хамский, шутовской тон приводил меня в бешенство, теперь же я сидел как выпотрошенный: ничего не чувствовал, покорно ждал объяснения, совета, ценных указаний, на все был готов и согласен. Как будто никого у меня в жизни не осталось, кроме этого назойливого, одержимого сыщицкой лихорадкой бывшего одноклассника, я даже боялся, что вот сейчас он уйдет и оставит меня одного. Он и ушел - предварительно обшарив холодильник и обнаружив там початую бутылку водки, - от его же недавнего визита и осталась, разлил честно на двоих. Выпили, закусили - у меня чуть отлегло от сердца, тут он и распрощался, сказав в качестве напутствия:
- Смотри сам ничего не предпринимай. Если она позвонит, скажи, что плохо слышно, сделай вид, по междугородней всегда плохо слышно. Поори в трубку, что, дескать, жив-здоров, чего и вам желаю, вопросов насчет того, что мы нашли, не задавай, а то спугнешь. А я пока по своим каналам...
И добавил, хлопнув меня по спине весьма чувствительно:
- Прорвемся, мужик, не унывай!
Это была высшая степень сочувствия, так я понял. После его ухода я лег и, как ни странно, сразу заснул. А наутро - суббота, на службу являться не надо, сыщик мой тут как тут, спозаранку, с видом одновременно деловым и загадочным, расположился в кухне, сам кофе сварил на двоих, лягнув меня мимоходом:
- У тебя, Фауст, кофе всегда бурда, заварку жалеешь.
И приступил к серьезному разговору:
- Помнишь, какая задача у нас была поставлена в прошлый раз? Когда супруга твоя сбежала неизвестно с кем и неизвестно куда? Отвечаю сам на вопрос: вернуть ребенка отцу, то есть тебе. Выполнено?
- Ну выполнено...
Я больше не способен был оказывать ему сопротивление, и Коньков гулял по мне, как хотел, по стенке размазывал.
- Более того, - продолжал он самодовольно, - нам удалось воссоединить семью, что оказалось уже сверх программы...
Я обреченно подтвердил и этот факт.
- В нынешней ситуации какую задачу, а вернее цель ставим перед собой?
- Не знаю, ей-богу. Отвяжись... - я допил кофе, гость "заварки" не пожалел, в чашке ложка чуть ли не вертикально стояла. Адски крепкий - я даже взбодрился.