Мелодия Секизяба (сборник)

За такие слова слуга, забывший своё место, заслуживал удара плёткой. Но Туйли вовремя вспомнил наказ отца не вызывать у Гулбуруна никаких подозрений. Поэтому он решил отложить этот разговор до следующего раза.

Маленький отряд вновь остановился, чтобы дать коням чуть-чуть отдохнуть. Абат тоже выглядела измождённой, хотя за всё время не произнесла ни слова. Поскольку не приходилось опасаться, что она может убежать, да и до цели оставалось не более часа хода, Гулбурун развязал ей руки.

Перекурив, они снова собрались в путь. Вот тут-то байский сын и решил, что пришла пора взять игру в свои руки. Подойдя к Гулбуруну, он по-хозяйски постучал рукояткой плети о ладонь.

— Эй, Гулбурун, — сказал он повелительно, подражая своему отцу, — я сейчас сяду в седле, а ты подашь мне девушку.

Гулбурун медленно повернулся к нему всем телом:

— Это ещё почему?

— Хватит валять дурака. Потому, что я так сказал. И ещё потому, что моя невеста должна приехать к колодцу в маем, а не в чужом седле.

Гулбурун оскалил крепкие жёлтые зубы, как волк, увидевший, что его окружает стая собак.

— Как ты сказал, Туйли? Твоя невеста?

Туйли издевательски засмеялся:

— А ты и впрямь поверил, что твоя? Это с твоей-то рожей…

В руке Гулбуруна холодно блеснуло лезвие ножа:

— Повтори, что ты сказал…

Туйли попятился. На выручку ему пришёл Атакиши:

— Не переживай, Гулбурун. Даже если бай передумал и отдаст Абат своему сыну, он обещал взамен дать тебе любую, другую, на которую упадёт твой взгляд.

— Пусть её отдаст своему сыну, — отрезал Гулбурун, не пряча ножа.

Атакиши захохотал:

— А ты и впрямь деревенщина, Гугбурун. Совсем не понимаешь шуток. Неужели ты думаешь, что для байского сына нужна та же невеста, что для тебя. За него пойдёт любая девушка, о которых ты и представления не имеешь, верно, Туйли? Бери, бери свою невесту и вези её поскорее, а то весь плов остынет. Да спрячь свой нож, а то как бы не потекла молодая кровь раньше времени.

Туйли, криво улыбаясь, вставлял ногу в стремя.

— Мне такой невесты, что касалась рука Гулбуруна, и даром не надо, — пытаясь говорить как можно равнодушней, сказал он.

Гулбурун подсадил Абат в седло и спрятал нож, Туйли и Атакиши уже были готовы, а Гулбурун, подозрительно глядя то на одного, то на другого, медлил. Неясная тревога пробралась в его сердце. Здесь, пока ещё можно, он мог бы, не боясь ни Туйли, ни Атакиши, повернуть коня и скрыться в надёжном месте, где его никто не разыщет. Совсем иначе будет, когда он окажется окружённым со всех сторон людьми Оразали-бая, Длинный нож хорош в короткой схватке, а против десятерых он бесполезен. Вот почему, вдев ногу а стремя, он всё не садился в седло. Атакиши, недовольно морщаясь, подъехал к нему.

— Долго ли ты ещё будешь, — начал он и вдруг замер. Потом несколько секунд глядел за спину Гулбуруну, в ту сторону, откуда они пришли, затем лицо его исказилось гримасой страха.

— Погоня! — изменившимся голосом крикнул он и, не ожидая больше никого, хлестнул плёткой своего ахалтекинца. Туйли, бросив отчаянный взгляд на Абат, а затем на исчезающего в белёсой пыли проводника, справедливо решил, что жизнь дороже невесты и тоже огрел коня плетью. И хотя погоня была ещё далеко и скорее угадывалась по белёсому столбу пыли, быстро перемещавшемуся по пустыне, эти двое, опустив поводья, решили не рисковать.

Вот и остался Гулбурун один на один с девушкой, как ему и хотелось. Но теперь он думал, как замести следы и унести ноги. Он рывком бросил тело в седло, но не успел тронуться с места, как Абат, которая сидела вся собравшись в комок, рванула поводья и в ту же секунду покатилась по песку, увлекая за собой и Гулбуруна, так и не успевшего вдеть в стремя другую ногу. От неожиданного рывка лошадь понесла, волоча отчаянно ругавшегося Гулбуруна. Он пытался высвободить ногу, но лошадь пугалась ещё сильнее и, описывая широкий круг волочила Гулбуруна по барханам.

Абат, стоя на гребне бархана, махала руками всадникам, которые с каждой минутой становились ближе.

Гулбурун с проклятьями обрезал стремя и, ударившись головой о землю, некоторое время оставался недвижим. Придя в себя, он с ножом в руках бросился к стоявшей ка вершине бархана Абат, но наперерез ему уже мчались двое. На ходу они вскинули винтовки, и две пули взрыли песок у самых ног Гулбуруна. В бессильной ярости он упал на песок, и рука его с зажатым в ней ножом с силой вонзилась в склон бархана по самую рукоять.

Быстрее джейрана рванулась Абат вниз к всаднику, у которого сквозь марлевую запылившуюся повязку бурым пятном проступала кровь. Он неловко соскочил с коня и в тот же момент Абат прижалась к нему.

— Курбан, любимый!

— Абат-джан…