«Так это. Мне надоело, что ты пытаешься заменить Натали мать. С самого ее рождения она стала для тебя „нашей Натали“. А с какой стати? Она только моя. И больше ничья. Конечно, Натали повезло иметь такую тетку: талантливую, знаменитую, красивую, любящую, заваливающую подарками. Но тетку, понимаешь? Я никогда не слышала, чтобы она с такой радостью неслась ко мне по коридору, когда я возвращаюсь из поездок. Зато когда я с ней, то только и слышу: „Когда придет Мэри?“ Ты скажешь: „Я сама виновата“. Но в чем? В том, что мне необходимо было заниматься чем-то еще кроме пеленок и бутылочек? Тем, что я слишком рано оторвала ее от груди, потому что стала уезжать? Но ведь таскать ее за собой по всему свету я не могла. Это Бранджелине[11]
везде предоставляют шикарные условия, а я пока не доросла. Да, дорогая, даже фотографы с именем, снимающие африканские пустыни, не могут требовать себе пятизвездочный трейлер. Что я должна была делать? Тащить младенца в палатку или отчаянно бороться за три капли сцеженного из потрескавшихся сосков молока? Нет, я боролась. Тридцать грамм моей синюшной жидкости почему-то казались педиатру лучшим иммуностимулятором, чем смеси, обогащенные полным комплектом витаминов и минералов. Я слепо верила и беспрекословно слушала. Тратила по часу драгоценного времени на жестокую борьбу с Aвентом только для того, чтобы не иметь лишнего повода в чем-то упрекнуть себя, в очередной раз оставляя Натали. Да и разве я могла усомниться в словах присланного тобой светила детской медицины? „Нашей Натали нужно все самое лучшее. Никаких окружных больниц! И думать не смей! Что значит оплаченная страховка? Какая мне разница, что может покрыть твоя карточка? Речь идет о здоровье Натали. Только частный врач, слышишь? Что значит не панацея? Как это не гарантирует? Это же не шарлатан, вчера получивший диплом и кабинет в подарок от богатого папочки? Думаешь, я предлагаю тебе встать в очередь к одной из этих табличек на углу Пятой и Восемнадцатой? „Доктор… пн-пт 9.00–14.00“. Чему можно научиться за это время? Естественно, немногому. Поэтому после четырнадцати будьте любезны в ординатуру: приемное отделение, хирургия, кардиология — в общем, кому что нравится. Что значит „вот видишь“? Ничего я не вижу. Нет, это вовсе не говорит о надежности районных больниц. Нет, не лучшие специалисты. А какие лучшие? Я тебе скажу. Те, которые все это уже прошли. Те, кто ведет многолетнюю практику и имеет имя. Те, у кого наименьший процент врачебных ошибок. Откуда я знаю статистику? Знаю, представь себе. Есть же отзывы пациентов, рекомендации, личный опыт, в конце концов! Какой у меня личный опыт? А это жестоко с твоей стороны. Личный опыт, дорогая, — это, между прочим, люди, которые меня окружают. И многие из них, к твоему сведению, уже стали родителями. Так вот, если эти родители при одном упоминании имени врача начинают рассказывать, как он вылечил их драгоценным чадам или чадам их знакомых сопли, грыжи или ночные кошмары, то, поверь, этот врач чего-то стоит“. И я поверила. И приглашала. И внимала каждому слову. И выполняла все указания, включая эту пустую возню с молокоотсосом, отнимающую последние силы. Выполняла до тех пор, пока уже не помню где, то ли в Замбии, то ли в Зимбабве, не увидела, каким должно быть грудное молоко. Африканка покормила младенца, а потом взяла миску и, слегка надавливая на грудь пальцами, за пятнадцать минут нацедила в посудину пол-литра сливок. Я вернулась домой и с кормлением завязала. Тебе и твоему светиле доложила, что молоко пропало. И, честно говоря, даже ваши вздохи не смогли заставить меня усомниться в правильности принятого решения. Заметь, Натали не стала от этого чаще болеть, а вес начала набирать даже быстрее. Думаешь, я этого не заметила? Скажешь, я слишком редко бываю дома? Пусть так. Но даже если бы она видела меня всего пару дней в месяц, она должна была бы мечтать о встречах со мной, а не терроризировать всех бесконечными вопросами о том, когда ты вернешься. Стоит тебе выйти из нашей квартиры, и начинается: „Куда Мэри ушла? Зачем? Почему? Когда придет? Я хочу к Мэри“. Ты думаешь, мне легко это выносить? Пусть я не уделяю дочери достаточно внимания, но даже, когда у меня есть время, она желает проводить его исключительно в разговорах о тебе. Уж лучше бы она подольше молчала. Во всяком случае, тогда ее любовь, если и понималась без слов, все же не получала такого безоговорочного подтверждения. Я устала, Маша! Оставь меня в покое! Займись своей жизнью! Гастролями, концертами, выращиванием внутри Арчи живых сперматозоидов, — чем угодно, не имеющим отношения к моему ребенку. Даже если ты не хочешь этого делать, тебе придется. Придется, потому что Натали поедет со мной».— Натали поедет со мной.
— Что?
— …
— Ты с ума сошла!
— …
— Куда? В Москву?
— …
— На три дня?
— Ну и что?
— Зачем?
— Покажу ей Красную площадь.
— Ты ненормальная? Ей три года. Она ничего не запомнит.
«Я — ненормальная. Тебе ли не знать?»
— Я нормальная, Маш. Пойду собираться.
33